Мриганаяни - [10]

— Спину показывает! А ещё мужчина! — пошутила одна из женщин.

Парень, к которому относились эти слова, гордо сказал:

— Могу и грудь подставить!

Он закрыл лицо руками и остановился прямо против женщин. Лицо парня было покрыто таким плотным слоем грязи, что его невозможно было узнать.

Женщина швырнула в пего глиной, но промахнулась. Парень весело засмеялся. Тогда она подошла ближе и на Этот раз угодила ему в грудь.

— О-о-ох! — простонал парень, словно его ранили.

— Ну как, дорогой? — спросила женщина. — В кувшине у меня ещё не пусто!

— Пощади! Разве устоит кто-нибудь перед твоим оружием! — взмолился парень, убирая руки от лица.

Лакхи шепнула подруге:

— Нинни! Это же твой брат, Атал! Ты только посмотри! Я с трудом его узнала!

Атал заметил рядом с Нинни красивую, смуглолицую Лакхи с прилипшим ко лбу комом грязи, похожим на тилак[12], и перемазанной щекой и невольно залюбовался девушкой.

— Вот тебе, милый, чтоб не смотрел, куда не следует! — сказала женщина и швырнула в него ещё ком грязи.

Атал кинулся бежать. Остальные мужчины — за ним. Женщины, прижимая к груди кувшины и горшки, бросились вдогонку, но Атал был уже далеко.

Нинни и Лакхи очень хотелось поиграть с кем-нибудь из мужчин, но, как уже известно читателю, незамужним женщинам это запрещалось. Как жаль! Уж они-то не промахнулись бы!

— Сейчас выберу себе жертву! — не выдержала Лакхи.

— Бросай в моего брата, я вижу, тебе этого очень хочется! — поддела Нинни подругу.

— Какая ты, право! — Лакхи сделала сердитое лицо, а про себя подумала: «Если бы мы встретились с ним наедине, непременно залепила бы ему грязью всё лицо».

Нинни предложила:

— Пошли к храму! Там будут петь расии[13].

— Кто?

— Да мы все.

— И баба-джи?[14]

— Да. И я вместе с ним. А ты умеешь петь?

— Так, немножко. Долго это будет? Скоро мать пригонит корову. А мне ещё надо смолоть муку и испечь лепёшки.

— Дома всегда найдётся дело, а холи бывает не каждый день. Идём же!

Девушки пошли к храму. За поворотом дороги появилась праздничная толпа, слышались весёлые голоса.

— Сикандар удирает! — кричали люди и смеялись.

Оказывается, Атал изображал делийского падишаха. Он бежал вприпрыжку, при этом гордо выпячивая грудь. Время от времени Атал поднимал ком земли, камешек или сухой навоз и швырял им в своих преследователей. Не сумели догнать и убить делийца, так получайте же!

Наконец толпа приблизилась к храму. Из крытых соломой развалин вышел преклонных лет жрец и крикнул:

— Повторяйте за мной: «Да здравствует Хари Мадхав![15] Да здравствуют Радха и Кришна![16]».

— Да здравствует Хари Мадхав! Да здравствуют Радха и Кришна! — дружно повторили крестьяне.

— У меня сохранилось немного красной краски, — сказал жрец. — Годами берёг её. Пойдите к реке и вымойтесь хорошенько. А я тем временем разведу краску. Вернётесь, я окроплю вас, — это будет даром бога Мадхава.

— А сладости? — раздался чей-то голос.

— Сладости проси у Сикандара, — со смехом ответил жрец.

Тут из толпы вышел человек, тот самый, что спрашивал о сладостях, и сказал:

— Сикандара больше нет. Его прогнали. А я — Атал.

— Помню, как же! Гуджар Атал — это ведь ты вместе со своим урожаем собрал урожай на поле Радхи и Кришны. Разве мог я забыть тебя?! Иди искупайся и приходи. Споёшь расию — получишь немного сладостей.

Жрец боялся, как бы и в него не кинули навозом, глиной или землёй, и потому спешил всех выпроводить. Словно угадав его мысли, Лакхи шепнула Нинни:

— А не расплющить ли один комок о живот баба-джи?

Нинни тихонько засмеялась и ущипнула Лакхи.

— Разве можно? Что скажут люди?

Крестьяне не спеша направились к реке, и снова началось веселье.

У подножия холма, омываемого рекой, все разделились на две группы: мужчины спустились к берегу по одну сторону холма, женщины — по другую.

Во время купания Лакхи взглянула на полное белое тело Нинни и подумала: «Какая крепкая! Интересно, что она ест?»

Когда крестьяне вернулись к храму, жрец уже развёл в тазу немного красной краски и стал всех окроплять ею. Несколько капелек попало на девушек. Лакхи и Нинни поморщились, хотя в душе были очень довольны.

— Примите подарок от бога. Сегодня каждый имеет на него право, — сказал жрец и улыбнулся.

— Разве это подарок? Вы бы сладостей дали нам, баба-джи, сладостей! — не выдержал Атал.

И жрец вынес из храма — точнее, из его развалин — поджаренные зёрна джвара и гур[17]. Каждому досталось понемногу.

Потом он предложил:

— А теперь споём расию Радхаваллабху[18] и станцуем.

— Уже полдень, махараджа[19]. Надо муку смолоть, лепёшки испечь, — заметила пожилая женщина, но никто но поддержал её.

А Нинни сказала:

— Давайте споём любимую расию, баба-джи, а потом можно и по домам.

Атал согласился с сестрой.

Запевали женщины, им вторили мужчины: расию пели на два голоса.

Ты ли, милый, меня разбудил?

Или счастье меня разбудило?

Я не сплю, я заснуть не в силах,

Если вижу тебя, мой милый![20]

Затем вперёд вышло несколько женщин, стали танцевать, за ними — парни, в том числе и Атал. Нинни и Лакхи не танцевали, они продолжали петь. Голос Нинни, нежный и звонкий, выделялся среди других голосов. Танцуя, Атал то и дело тайком поглядывал на Лакхи. Никто, кроме жреца, не заметил этого. Однако жрец не рассердился на юношу.