Мриганаяни - [9]

Однако своему придворному летописцу он повелел сделать следующую запись:

«Падишах Дели покорил Гвалиор, заставил гвалиорского раджу платить дань и вернулся в Дели».

Неподалёку от Гвалиора, косах[5] в шести от крепости, лежала деревня Раи. Она раскинулась на берегу реки Санк. У подножий лесистых холмов волновались поля пшеницы и джвара[6]. Ветер легонько шевелил ещё не дозревшие колосья хлеба и ласкал зеркальную гладь воды.

Во время набега Сикандар Лоди сжёг деревню. Лишь немногие хижины уцелели, и сейчас в них вновь поселились прежние хозяева. Те же, кто остался совсем без крова, ушли в соседнюю деревню Нагду.

Как всегда после вражеских набегов, нужно было заново ставить храм и в нём новую статую божества. Надо сказать, что храм был превращён в груду развалин ещё задолго до последнего нашествия. Строить его из камня крестьянам было не под силу. Поэтому стены возвели из глины, а крышу покрыли соломой, как в деревенских хижинах. Так решили на своём совете старейшины окрестных деревень.

Между тем, близилось время уборки урожая. Хорошо бы поскорее снять его и понадёжнее спрятать. Но колосья ещё не созрели, и крестьяне решили ждать до праздника холи[7]. Воины раджи Манг Сингха покинули крепость, вернулись в свои деревни и тоже занялись хозяйством.

Наконец наступил долгожданный праздник, и вечером в деревне зажглись яркие огни.

2

Говорят, что в былые времена праздник холи длился целый месяц. Однако жизнь становилась всё тяжелее и у людей всё меньше времени оставалось для веселья, — постепенно холи стали праздновать всего пять дней. Нынче крестьянину трудно было выкроить и день, свободный от работы. Однако праздник есть праздник. И все рады были повеселиться, чтобы хоть ненадолго забыть свои горести и печали.

С самого утра люди разделили между собой корни куркумы[8], — их было немного, — и приготовили краску. Кому не досталось куркумы, тот развёл в воде глину.

В праздничной толпе были почти одни женщины. Прикрыв лица краем сари, они с весёлым смехом гонялись за мужчинами и швыряли в них глиной, стараясь перемазать свои жертвы с головы до ног.

Девушкам не полагалось затевать игр с мужчинами. Но они не унывали и мазали друг друга, мазали чем придётся краской, навозом, грязью. Ведь не часто выпадают на их долю праздники с беззаботным весельем — зачем же сидеть дома и скучать?

В дверях одной из хижин стояла девушка и, весело улыбаясь, выглядывала из-за занавески. Они с матерью совсем недавно перебрались сюда из разорённой дотла соседней деревни. Ей, видно, тоже хотелось повеселиться. С завистью смотрела она на девушек, перепачканных краской и грязью, и как бы подзадоривала их своей улыбкой.

— О, ты всё ещё чистенькая, Лакхи! — хохоча, крикнула ей одна из девушек, бежавшая по улице. В руках у неё был горшок с глиной.

— Ой, Нинни! Не надо! — притворившись испуганной, крикнула Лакхи и скрылась за занавеской.

— Нечего прятаться! Не будь я Нинни, если не вымажу тебя!

С этими словами Нинни вбежала в дом и стала гоняться за подругой.

— Ой! Ой! Ой! — Лакхи закрыла лицо руками и зажмурилась, но тут же схватила ком глины и, крикнув: «Теперь моя очередь!» — стала наступать на Нинни.

Девушки были ровесницами, им только что исполнилось пятнадцать. Но как не походили они друг на друга! Нинни — крупная и сильная, Лакхи — хрупкая и нежная.

— Попробуй подойди! — сказала Нинин. — Тебе, видно, глины мало, так я измажу тебя навозом!

Однако на Лакхи угроза не подействовала. Тогда Нинни быстро схватила её за руку и вымазала лоб и щеку подруги.

— Ой! Ты руку мне сломала! — сквозь смех простонала Лакхи.

Нинни сжалилась, отпустила подругу и с улыбкой сказала:

— Ладно, не сердись. Мажь меня сколько хочешь.

— Нет, давай по-честному! Посмотрим, кто сильнее!

Но Нинни решила сдаться и, отбежав в сторону, сделала вид, что хочет убежать. Лакхи бросилась к ней. Нинни стала защищаться.

— Вот тебе! — весело крикнула Лакхи и вымазала ей лицо. — Ну и знаки на твоих белых щеках! Ха-ха-ха! Прямо знаки дитхауна![9] Теперь тебе не страшен дурной глаз!

— Зато тебе страшен! Ведь у тебя одна щека совсем чистая.

— Измажь её, пожалуйста, а то мне самой придётся это сделать.

— Лучше пойдём на улицу: кто-нибудь да вымажет тебя!

— Кому я нужна… Разве что заодно с тобой…

— Что ты! Там, на улице, столько моих подружек, они с охотой и одну тебя вымажут…

— А у тебя есть золовка?

— Как не стыдно! — Нинни метнула на подругу сердитый взгляд своих огромных глаз, но на губах её трепетала улыбка.

— Разве ты не замужем? — спросила Лакхи, и глаза её, тоже большие, хотя и не такие, как у Нинни, весело блеснули.

— У нас, гуджаров[10], не полагается рано выходить замуж, — сказала Линии и, в свою очередь, спросила: — А ты замужем?

Лакхи покачала головой.

— У нас, у ахиров, тоже редко выдают замуж в детстве[11]. Да и жизнь сейчас тяжёлая, не до этого.

Линии принесла со двора горшок с землёй и налила в него воды из кувшина. Лакхи взяла горсть мокрой земли, и они выбежали на улицу.

В деревне было шумно. Даже самые усердные в работе не заметили, как заигрались, хотя рассчитывали повеселиться часа два, не больше.

Вот на дороге появились мужчины. Их с громким смехом преследовали женщины, бросая вдогонку им комья глины. У многих сари съехало с головы, но они не обращали на это внимания. Мужчины смешно подпрыгивали, кружились на месте, стараясь подставить под удар спину.