Можно всё - [192]

Еще утром того дня я увидела, какую девочку он подобрал на первый заезд «Дома на дереве». Высокая, стройная, с экзотическими татуировками, пирсингом и белыми волосами до самой задницы. «С шилом в попе, с ветром в голове»[109]. Она выглядела как модель, при этом была походницей, писала стихи и вела свой блог. Как ты понимаешь, я моментально ее возненавидела.

Когда я сказала, что знаю, зачем Максим ее берет, он не стал ничего отрицать. Макс считал себя полиамором и никогда не клялся в верности ни одной из девочек. Тут не на что было обижаться, ведь он этого не скрывал. Я худо-бедно приняла такой расклад и все же решила, что морально не вытяну смотреть, как он клеит эту девочку на моих глазах, поэтому сказала, что поеду во второй заезд, когда в составе будет больше людей, а не два женатых мужика, Макс и эта девка. Мы оба сошлись на том, что так будет лучше.

31

«Пожалуйста, не танцуйте» – вот что гласит неоновая надпись в «Тихом» баре на Греческой улице. Бар этот находится на втором этаже, и поговаривают, что старая перегородка между двумя этажами вот-вот обвалится. Но все, конечно, все равно танцуют. Просто как в последний раз.

* * *

Заметка в дневнике:

31 мая 2016

Я запомнила ту ночь. Мне хотелось записать всю твою речь, все твои слова и переслушивать их по кругу. Но они словно смылись из памяти, как только мы вышли из бара. Одна волна – и в голове пустота. Я не знаю, почему так выходит со всеми твоими словами. Я просто не могу донести их до печатного вида. Но о той ночи я точно помню две вещи: 1. Я поделилась с тобой своим самым сокровенным от начала до конца, потому что знала, что буду услышана. Я не чувствовала этого много лет. 2. Я держалась за дырки на твоих джинсах, чтобы ты не исчезла. Ты жизнь, Леля. Ты вся жизнь сразу. И в отличие от реальности, в которой мы застряли, тебя мне всегда мало. Я не хочу тобой делиться, потому что эта планета никогда не оценит по достоинству девушек, которые плачут, когда бездомный кидает им две гривны в гитарный чехол. Они сдохнут со всеми своими ролексами и накаченными губами, Лёля, а ты никогда не умрешь.

1 июня

Вскоре мы вышли прогуляться. На город легла ночь, пробило двенадцать. Максим как обычно отсиживался дома за бутербродами, и, несмотря на все, мне было довольно грустно, что мы не проводим последний вечер мая вместе. К нам подтянулись Вовка Карышев, парочка неизвестных и не то чтобы интересных парней и очень примечательный мужчина по имени Леша Кувалинни. Вова представил мне его несколько дней назад. Мы завтракали в кафе, и Леша должен был вот-вот подъехать, чтобы обсудить с Вовой какие-то дела.

– Офигенный чувак. Может, тебе замутить с ним? – как бы невзначай сказал Вовка.

– Да не надо мне ни с кем мутить, – буркнула я в ответ. – Мне просто нужны понимание, секс и близость. А отношения мне не нужны…

В кожаной куртке, с черным шлемом в руках, с длинными прядями, прикрывающими черные глаза, в которых будто пряталась сама бездна, он создавал впечатление таинственного незнакомца. Когда он снял куртку, я заметила, что руки его были покрыты не менее загадочными, чем он сам, татуировками. Леша разговаривал тихо, спокойно и монотонно. В его жизни были две страсти: гитары и женщины. Сложно сказать, кого он любил больше, но и тех, и других у него было сполна.

Мы не то чтобы успели с ним глубоко пообщаться. Я ковыряла ложкой пенку от кофе и думала о своем, пока они решали все дела. И вот ровно в полночь мы встретились вновь у Оперного театра. Мы собирались подняться на его крышу. Если ты видел когда-то Оперный, то можешь представить, что крыша у него должна быть довольно интересной. Забраться на нее можно было весьма необычным способом. На боковой стене театра была вертикальная лестница, и начиналась она на высоте пяти метров. Нужно было вскарабкаться по стене, перехватиться руками за лестницу и, повиснув на ней, закинуть одну ногу на выступ в стене, находящийся на том же уровне, что сама лестница, и подтянуть себя. Леля отказалась лезть и сказала, что это плохая идея. Я тоже понимала, что идея так себе, что риск свалиться большой, но у меня было какое-то четкое ощущение, что мне это нужно.

Внутри меня который месяц жило чувство, будто я медленно падаю в пропасть. Самый быстрый способ избавиться от моральной боли – это испытать физическую. Именно по этой причине на моих ушах было шесть дырок, которые я сделала сама. Именно потому я проколола язык, когда впервые рассталась с парнем, да и тату я набивала только тогда, когда хотела перенести внимание на что-то физическое и вылезти из омута мыслей и чувств.

Первыми полезли Вова и его приятели. Дальше шла я. С Лешиной помощью мне удалось докарабкаться по стене до лестницы и схватиться за нее руками. Теперь я висела на высоте пяти метров, и пути обратно не было. Я стала пытаться забросить ногу, но джинсы не давали мне достаточно развести ноги, и вместо того, чтобы зацепиться ногой за выступ в стене и подтянуться, я такими телодвижениями только сильнее себя раскачивала. Пришел долгожданный животный страх, который, как я и думала, моментально смел все остальное, что творилось в душе. Вот сейчас-то я и наебнусь. Лешка пообещал меня страховать, но, уже повиснув на этой лестнице, я поняла, что он никак не поймает меня с такого расстояния. Руки устали, паника брала свое, я сделала последнюю попытку закинуть ногу, качнулась, пальцы разжались, и я полетела вниз. О, этот момент свободного полета, когда успеваешь понять, что тебе пиздец.