Можно всё - [190]

– У тебя есть способность хорошо переводить свои чувства в слова. И то, что их копируют, значит, что они нашли отклик в других. Ты должна радоваться. Не многие так умеют.

Я уставилась на волны, понимая, что он прав.

– Хочешь, я тебе песенку сыграю? Ты ее хорошо знаешь, но я тебя сразу предупрежу, что сыграю ее в своем стиле.

Он начал петь:

– Мое море, прошу тебя, не выплюни меня на берег Во время очередной бури твоих истерик…

Он пел ее в регги-стиле, действительно совершенно по-своему. Но меня это только радовало. Я навсегда запомню этот день как день, когда не ждала помощи, а она пришла. Допев песню, он прислонился плечом к моему плечу, и я улыбнулась. Самые красивые моменты нашей жизни сложно объяснить – ты их просто чувствуешь. Мне тогда было так красиво и так болезненно одновременно. Мы оба были в глубинном внутреннем отчаянье, которое могли заметить только такие же, как мы, с пропастью внутри. Мы слишком сильно чувствовали жизнь, а она не отставала со своими сюрпризами.

– Слушай, а где мы будем ночевать?

– У меня.

24

Светало, а мы только добрались до его дома. Макс затащил мопед прямо в коридор своей квартиры, и мы на цыпочках прошмыгнули в его комнату мимо гостиной и спальни родителей. Комната была очень в его стиле. Рабочее место с компьютером, несколько сундуков с вещами, доска с планами на месяц и пара фотографий на стене. Среди них была Нина, та девочка, что была с нами на даче. Интересно. Мне он говорил, что это была просто короткая интрижка, которая ничего для него не значила. К одной из стен была прибита довольно стремная железная конструкция из полок и крючков, на ней висел огромный чемодан с приделанными лямками и спинкой от рюкзака. Сам чемодан был старинным, полностью сделанным из дерева. Внутри он был надежно обклеен картой, снаружи – покрашен синей краской и покрыт лаком. Сказать, что эта конструкция не была лучшим вариантом для экономии веса – существенного момента в жизни любого походника, – ничего не сказать. Чемодан весил килограммов шесть и мало что в себя при этом вмещал. Но Макс был тем еще минималистом: одна футболка, одна флиска, пару носков, и все схвачено.

Спал он на полу прямо под висящим над головой чемоданом, на походном коврике и в спальнике. Для меня он раздобыл где-то в просторах сундука небольшой плед.

Мы долго обжимались и целовались, но, когда я уже была готова разорвать его на части, он снова пошел на попятную. После десятого вопроса «почему?!» он выдал фразу:

– Иисус мне сказал с тобой не спать.

Я так и не поняла, шутил он или нет.

Утро мы встретили за бутербродами, кофе, компьютером и спором:

– Восстанавливай страницу.

– Нет.

– Будь хорошей девочкой. Люди беспокоятся. Восстанавливай страницу.

– Нет.

– Так я что, зря тебя спасал?

В этот момент в комнату зашел его маленький брат. Он хотел со мной познакомиться. Стал приносить свои игрушки и рассказывать истории из школы.

– Скажи, а часто Максим приводит сюда девушек? – спросила я кокетливо.

Он посмотрел сначала на брата, затем опять на меня.

– Нет.

Я рассмеялась.

– Вот это я понимаю, брат за брата.

Когда Макс вышел, я переспросила снова:

– А если честно?

– Я никогда не видел у нас дома девушек…

Вскоре мы собрались и вышли. Проходя мимо гостиной, я мельком успела увидеть его маму. Она стояла посреди комнаты, заставленной каким-то огромным количеством вещей, в платке на голове и в юбке до пола. Вид у нее был измученный и несчастный.

На полпути до центра мы остановились на обочине. Я сидела у него на коленках. Мы целовались.

– Я просто не хочу, чтобы ты начала считать меня мудаком…

– Почему я должна начать считать тебя мудаком?

– Ну, все же считают. Что, если я не дам тебе того, что ты хочешь?

Мы вернулись в центр и встретились с общими друзьями. Макс моментально закрылся и придумал, что ему куда-то пора.

«Гребаный интроверт, – подумала я. – С меня хватит. Надо мотать обратно в дружбу».

25–27

Я продолжала писать и развлекать себя портретами людей. Иногда люди в «Порту», моем любимом винном баре, узнавали меня и дарили все новые порции домашнего красного в граненых стаканах, а одна девушка отдала даже ручку «Паркер». Я не стала говорить, что не умею писать шариковыми.

За клубничным вином я не заметила, как прошел день. Из книжного запоя меня разбудила Леля. В присущем ей стиле она плюхнулась рядом, поставив левую ногу на лавку, оглядела пространство и принялась крутить нам сигареты. За язычком красного кеда я заметила тату. По ее ступне плыл кит с домиком, деревом и маяком на спине. Это было гениально красиво, и я сразу пожалела, что у меня нет такого же.

– Он что-то означает?

– «Плавая по миру, возвращайся домой».

– А почему кит?

– Киты – невероятные млекопитающие, единые в своем роде. Они вымирают, ты знаешь? Представляешь, возможно, когда-то мы будем рассказывать своим внукам, что были такие славные ребята, но вымерли, и это произошло в наше время. Удивительно, да?

В этот момент к нам подошел не самый приятный молодой человек и стал активно пытаться познакомиться.

– Как вас зовут, девушка? – обратился он к Леле.

Она оглядела его, как помещение несколько минут назад, и ответила: