На другой день у нас в классе только и говорили о том, как мы проучили жадину Новикова и как он обалдел, когда увидел отремонтированные нами лопаты.
— Так уставился на меня, точно я не лопату починил, а в космос летал, — смеялся председатель Генька.
— В другой раз он нам без очереди лопаты выдаст, вот увидите, — уверял всех Командировочный.
— Без очереди у Новикова только по шее получить можно, — сострил Борька-Кочевник и сам громче всех захохотал.
Я посмотрел на Федьку и его свиту. Небось жалеют, что убежали вчера из сада и ничего не видели. Нет! Они ни о чём не жалели. Даже не прислушивались к нашим разговорам. Точно ребята не про наш класс говорили, а про какой-нибудь посторонний. Вот люди! Я подошёл к Геньке и сказал:
— Ты, председатель, должен отчитать Принца. Вчера он не работал в саду. Убежал!
— Как — убежал? — воскликнул Генька и сделал удивлённое лицо. Будто не знал, что Федьки вчера в саду не было. Это он нарочно, чтоб на меня сильнее накинуться. Так и есть! — Это безобразие, Мошкин! — начал он. — Вечно твоё звено отличается. Ты должен был принять меры вчера, а не махать кулаками после драки.
— После какой драки? — спросил я.
— После драки кулаками не машут, — ввязался в разговор Димка Астахов.
— А я и не машу, — сказал я Димке и замахал руками перед его носом. — Не знаешь, о чём говорим, а учишь. У нас, к твоему сведению, никакой драки не было.
— Не было, а у самого ухо поцарапано, — сказал мне Димка.
— Где? Какое ухо? — удивился я.
— Третье слева, — засмеялся он.
Я понял, что попался, и тоже улыбнулся. Вместе с Генькой мы подошли к Принцу.
— Удрал вчера из школьного сада? — наступая на него, спросил Генька.
— Ну и что? — равнодушно протянул Федька.
— Теперь пеняй на себя. Выпустим сегодня критическую «молнию»: «Позор дезертиру!»
Принц даже бровью не повёл, только усмехнулся. Как будто дезертиром Генька назвал меня или Димку.
На следующей перемене я напомнил Геньке:
— Когда Рогов «молнию» выпустит?
— Какую? — спросил Генька так, точно мы ни о чём не говорили.
— Критическую, в которой Принца заклеймит.
— А-а-а! — протянул Генька. — Что выпускай, что нет — ему всё равно.
— Нет, не всё равно, — рассердился я и подозвал Женьку Рогова. — Надо срочно выпустить «молнию», — сказал я ему, — «Батов — дезертир, в саду не работал, а баклуши бил».
— Здо́рово! — одобрил Женька. — Ты, Мошкин, оказывается, поэт. Выпускай, посмеёмся.
— Тебе как раз смеяться не придётся, — сказал Генька, — «молнию» должен выпустить ты.
Женька сразу помрачнел и запротестовал:
— Мне некогда. Дел по горло. Кроме того, после уроков у нас совет редакторов. Будет важный разговор. Надо присутствовать. Если хотите, выпущу «молнию» завтра.
— Какая же это будет молния, — засмеялся Борька-Кочевник, — это уже отдалённый гром.
— Тогда выпускайте сами, доверяю, — сказал Женька и, сделав вид, будто ему нужно сказать Геньке что-то по секрету, увёл его в конец коридора.
«Вот хитрюга! Придётся самому попробовать!» — решил я и пошёл разыскивать Павлика.
Павлик согласился помочь мне. Но всё-таки проворчал:
— Зря только время потеряем, вот увидишь!
На уроке природоведения я вырвал из альбома рисования лист бумаги и написал на нём красным карандашом крест-накрест сверху вниз: «Позор трём дизертирам!» — а снизу вверх: «Кто они — известно всем».
Павлик потянул лист к себе и провёл по нему синими чернилами из конца в конец острую, ломаную линию. Я сразу догадался, что это молния. Хорошо Павлик придумал. Теперь и писать не нужно, что мы выпускаем. Каждый, кто посмотрит, без слов поймёт: висит «молния».
Как только прозвенел звонок с урока, мы отдали этот листок дежурным Ане Полозовой и Светке Конторович.
— Вывесите, когда все выйдут из класса, — попросил я.
Всю перемену мы с Павликом переживали: как отнесётся Принц-Федька к нашей «молнии»? Если разозлится — хорошо. Значит, подействовала. Плохо, если усмехнётся и ничего не скажет. Павлик был уверен, что Принц ничего не скажет, даже не усмехнётся.
Что ж, посмотрим. Вот и звонок. Мы решили войти в класс самыми последними, когда все уже прочитают нашу «молнию». Войти и сразу посмотреть на Федьку. Будет ли он хоть чуть-чуть переживать. Так мы и сделали. Но наше появление в классе почему-то вызвало бурю смеха. Смеялись все. Даже Принц со своей свитой. В чём дело? Я посмотрел на «молнию» и оцепенел. От того, что я прочитал там, у меня даже похолодело в животе. В нашей «молнии», в слове «дизертир» была перечёркнута первая буква «И» и сверху крупно написано «Е», а ниже шла приписка. «Молния» читалась теперь так: «Позор трём дезертирам и двум безграмотным! Кто они — известно всем!»
Мы с Павликом пол-урока в себя не могли прийти. А когда наконец пришли, то так сильно рассердились на Аньку Полозову и Светку Конторович, что я даже им кулаком погрозил, а Павлик кинул в них стиралку. Дождавшись перемены, я тотчас вскочил с парты, подбежал к «молнии» и сорвал её.
