Мозгоправы. Нерассказанная история психиатрии - [13]

К концу девятнадцатого века все основные направления медицины продвигались вперед семимильными шагами. За исключением одного. Все более сложные анатомические исследования человеческих трупов открывали новые подробности заболеваний печени, легких и сердца. Однако анатомических рисунков психоза не было. Изобретение анестезии и поддержание стерильности среды позволили проводить более серьезные хирургические операции. Однако операции по удалению депрессии не существовало. Изобретение рентгена наделило врачей чуть ли не магической силой: теперь они получили возможность заглянуть внутрь тела живого пациента. Однако даже рентгеновские лучи не могли пролить свет на невидимые признаки истерии.

Психиатрия терпела неудачу за неудачей, и образовался целый паноптикум конкурирующих теорий, которые касались природы ментальных заболеваний. Большинство специалистов были алиенистами, отдаленными как от своих коллег-врачей, так и от общества. Они ухаживали за пациентами, у которых почти не было шанса на выздоровление. К наиболее распространенным способам лечения относились гипноз, гидроколонотерапия, холодные обертывания и (чаще всего) смирительные рубашки.

Карл Ясперс, известный немецкий психиатр и экзистенциалист, описывал настроения, царившие на рубеже веков, таким образом: «В больницах для душевнобольных широкое распространение получило осознание того факта, что научные исследования и терапия находятся в состоянии застоя. В крупных учреждениях были созданы наилучшие условия. Однако все, что они были способны предложить несчастным пациентам, – это лишь попытка поддержать их привычный жизненный уклад. Когда дело доходило до лечения психических расстройств, ситуация оказывалась безнадежной».

Никто понятия не имел, почему один душевнобольной верил, что с ним разговаривает Господь, другой – что Всевышний его оставил, а третий – что он сам является Богом. Психиатрам было необходимо, чтобы появился человек, который выведет их на свет, предоставив разумные ответы на вопросы «Что вызывает ментальные расстройства?» и «Как их лечить?».

«Проект научной психологии»

У. Х. Оден в стихотворении «Памяти Зигмунда Фрейда» пишет о том, как сложно понять Фрейда через призму современности: «Сегодня этот человек – не просто человек, но совокупность и законодатель мнений»[8]. Можно с уверенностью сказать, что вы слышали о Фрейде и знаете, как он выглядит. Борода в духе Эдвардианской эпохи, круглые очки и характерная сигара в руке. Он является самым известным психиатром в истории. Стоит только упомянуть его имя, как кто-нибудь произнесет: «Итак, расскажите мне о матери». К тому же у вас наверняка сложилось определенное мнение об идеях Фрейда. Готов поспорить, что вы настроены скептически или даже враждебно. Фрейда часто представляют как мизогиниста, самодовольного и деспотичного обманщика или психиатра, помешанного на сексе и постоянно пытающегося проникнуть в сны и фантазии людей. Однако, на мой взгляд, он был человеком с трагической судьбой, который заметно опередил свое время.

На страницах этой книги мы познакомимся как со светилами психиатрии (в частности, с лауреатом Нобелевской премии Эриком Канделем), так и с мошенниками (вроде оргономиста Вильгельма Райха). Но Зигмунд Шломо Фрейд является представителем отдельной категории: он одновременно величайший герой этой отрасли и ее злейший враг. Мне кажется, что такое очевидное противоречие идеально отражает парадокс, сопровождающий все попытки развивать психиатрию.

Возможно, если бы не Фрейд, я не стал бы психиатром. Знакомство с трудами австрийского психоаналитика началось у меня с его самой известной монографии «Толкование сновидений». Было в теории Фрейда что-то такое, что меня заинтриговало, а его манера изложения, казалось, открывала великую тайну человеческой природы.

Тогда я учился на первом курсе психологического факультета, и идеи, высказанные в его труде, перекликались с моими попытками разобраться в себе. Меня приводили в восторг высказывания наподобие этого: «Сознающий разум можно сравнить с водой в фонтане, которая выстреливает ввысь, переливаясь на солнце, а затем возвращается в огромный подземный резервуар бессознательного – туда, откуда она и появилась».

Среди студентов медицинских специальностей широко распространен феномен, известный как синдром студента-медика. При изучении симптомов новой болезни они понимают (к своему большому удивлению), что и сами ею страдают (например, дифтерией, чесоткой, рассеянным склерозом). У меня была такая же реакция после знакомства с трудами Фрейда. Я начал переосмысливать свое поведение через призму его теорий. На меня вдруг снисходило озарение. Возможно, я так часто спорю с преподавателями-мужчинами из-за подавления эдипова комплекса, который возник по причине конкуренции с отцом за внимание матери? Возможно, в моей комнате царит беспорядок, потому что я остался на анальной стадии психосексуального развития? А это произошло в результате того, что мама отправляла меня в детский сад в подгузнике?

Хоть я, возможно, и предавался чрезмерно сложной интерпретации банального поведения, но Фрейд преподал мне бесценный урок: психические явления – это не случайные события. Они определяются процессами, которые могут быть изучены, проанализированы и в конечном счете освещены. Многое из того, что касается Фрейда и его влияния на психиатрию и общество, парадоксально. Он приоткрывает дверь в сознание человека и вместе с тем уводит специалистов по неверной тропе необоснованных теорий. Люди забывают, что изначально Фрейд получил образование невролога, который ратовал за самые строгие стандарты обследований. В своей работе «Проект научной психологии» (1895) он выступает исключительно за научный подход к психиатрическим проблемам. Учителем Фрейда был величайший невролог того времени Жан-Мартен Шарко. Как и наставник, известный психоаналитик предполагал, что будущие научные открытия прояснят скрытые биологические процессы, отвечающие за мысли и чувства. Он даже схематически изобразил что-то похожее на нейронную сеть и показал, как отдельные нейроны, будучи объединенными в систему, могут сообщаться друг с другом в процессе обучения и выполнения вычислений. Это стало предпосылкой для таких современных дисциплин, как машинное обучение и вычислительная нейробиология.