Мозг: прошлое и будущее - [92]
Медицинская практика также показывает, что нейротехнология, воздействующая на мозг извне, предпочтительнее устройств, вживляемых внутрь. В 1968 году физиолог и ветеран ВВС Джайлс Скей Бриндли, склонный к эпатажным поступкам, вживил в зрительную кору слепого пациента набор из 80 электродов для стимуляции мозга[628]. Затем он пустил по электродам микроскопически слабый ток, и у пациента появились так называемые фосфены – световые пятна, какие иногда появляются перед глазами, когда их протираешь. Местоположение фосфенов зависело от того, какой именно электрод стимулируется, что означает, что стимуляция разных комбинаций электродов в принципе могла восстановить пространственное восприятие в какой-то рудиментарной форме. Бриндли с соавтором написали о своих успехах триумфальную статью, где предположили, что когда-нибудь подобный метод позволит слепым «читать печатный и письменный текст, возможно, со скоростью, сопоставимой с обычной скоростью чтения у зрячих». Но в дальнейшем Бриндли прославился не возвращением зрения слепцам, а изобретением препарата, вызывающего эрекцию: говорят, как-то раз он снял штаны перед большой аудиторией на крупной конференции и продемонстрировал свои успехи наглядно[629]. Однако идея Бриндли, что при помощи мозговых имплантатов можно добиваться восприятия изображений, впоследствии была вытеснена конкурирующим методом – применением похожих наборов электродов не в мозге, а в самом глазе[630]. Протезы сетчатки зачастую действуют лучше не только потому, что их относительно легче вживлять, но и потому, что они в большей степени опираются на естественные процессы передачи зрительной информации в мозг. А слуховые кохлеарные имплантаты зарекомендовали себя лучше, чем имплантаты в слуховую кору, и стали сейчас главным методом лечения обратимой глухоты.
Кроме того, периферийная нейротехнология – особенно перспективный путь к улучшению крупной и мелкой моторики человека. Исследователи уже разработали независимые от мозга способы восстанавливать двигательные функции у пациентов, утративших конечности. Так называемая целевая мышечная реиннервация позволяет хирургам связывать периферические нервы утраченной конечности с другими группами мышц, которые, в свою очередь, управляют протезом[631]. В 2015 году Лес Бо, которому было 59 лет, получил возможность пройти эту процедуру в Университете Джонса Хопкинса в Балтиморе[632]. Бо потерял обе руки еще подростком в результате удара током. После неврологического переподключения у него появились две кибернетические руки, крепившиеся на культи и двигавшиеся по команде мышц груди и плеч, подвергшихся реиннервации. У Бо ушло целых 10 дней на то, чтобы научиться контролировать новые руки, зато потом он смог складывать кубики и пить из чашки. В отличие от «запертых» больных вроде Кэти Хатчинсон и Джен Шойерман, утративших всякую связь с телом ниже шеи, Лесу Бо не требовалось контролировать свои протезы напрямую через мозг. Однако едва ли его мозг от этого меньше участвовал в управлении искусственными руками. Моторные исходящие данные из мозга Бо запускали подвергнутые реиннервации мышцы, которые непосредственно управляли руками, но этот процесс опирался на вовлеченность мозга в более широкую биологическую среду, а не на попытки обойти ее.
Однако подобный подход выходит за рамки реабилитации инвалидов и применяется и для того, чтобы придать дополнительные способности здоровым людям. Речь идет о так называемых экзоскелетах, которые делают своего носителя сильнее и выносливее и благодаря системе приводов и скоб позволяют человеку исполнять задачи, требующие большой физической силы[633]. Тони Старк, герой «Железного человека», комикса издательства «Марвел», управляет мощным экзоскелетом при помощи импульсов своего мозга, однако реальные экспериментальные экзоскелеты повинуются сигналам тела своих носителей[634]. Скажем, экзоскелет HAL-5, созданный японской компанией «Cyberdyne», контролируется в основном через набор электродов, крепящихся к поверхности кожи; они считывают импульсы мускулатуры своего носителя и интерпретируют их как команды, регулирующие движение скафандра. Этот экзоскелет немного напоминает доспехи штурмовика из «Звездных войн» и позволяет человеку средних физических возможностей без особых усилий поднимать грузы в 50 кило[635].
Самое близкое подобие Супермена, которое мы можем создать сегодня, вероятно, будет щеголять в экзоскелете производства «Cyberdyne» и в полной мере пользоваться выдающимися средствами связи и вычислительными приборами в виде портативных или нательных электронных устройств. Если этот Супермен будет видеть сквозь стены, то потому, что в его распоряжении окажется дистанционно управляемый дрон с камерой. Если он сможет различать людей в темноте, то потому, что на нем будут инфракрасные очки. Если у него будет суперавтомобиль или суперсамолет, вероятно, они будут «супер» просто потому, что их оснастят автономными механизмами управления, а вовсе не подсоединят к серому веществу владельца. Наш современный Супермен будет воплощением мозга в теле, личностью, чья нервная система получает больше входных данных и преобразует их в большее число действий с помощью периферийных вспомогательных устройств, связанных неинвазивными интерфейсами с разными элементами его естественной человеческой физиологии. Такой герой станет полной противоположностью трансгуманистских представлений о «хакнутом мозге» как главном секрете выхода за границы человеческих возможностей. Попытки усовершенствовать мозг инвазивными нейротехнологическими методами имеют смысл лишь в воображаемом мире, где мозг видится этаким отшельником, отделенным от окружения, где он самодостаточен, как душа. Если согласиться, что мозг – биологический орган, функционирующий в интеграции с остальным организмом и средой, нейротехнолгические расширители человеческих способностей уже не нужно применять исключительно к мозгу.
