Мозг ценою в миллиард - [80]

Мы почти все время проводили в квартире, снятой Сигне. Одну вылазку мы сделали, чтобы посмотреть старый фильм с Ингрид Бергман в главной роли, а второй раз совершили короткую поездку за двумя дюжинами роз, которые Харви купил для Сигне по 4 марки за каждую. Он ни разу не упомянул, что за ним охотятся американцы. Мы хорошо проводили время в этой квартирке, несмотря на то что она была безобразна и пропитана запахом свежей краски. Вечером на другой день принесли заказанную Сигне свежесоленую сырую селедку. Харви съел целых шесть штук, а потом еще мы ели мясо, жареную картошку и яблочный пирог. Мы сидели и болтали обо всем на свете, о том, все ли армяне невысокого роста и темноволосы, чем отличается вкус сигарет «Мальборо», изготовляемых в Финляндии по лицензии, от настоящих, когда же окончательно заживет мой сломанный палец, какой сметаной надо заправлять борщ, могут ли рабочие в Америке позволить себе пить шампанское, отличается ли скорость «Рамблера» от скорости «Студебекера-Хока», как определить возраст лошади по зубам и стоит ли Америке переходить на новую метрическую систему. Исчерпав запас полемических устремлений Сигне, мы перешли к чтению. Я взял старый номер «Экономиста», Харви разбирал подписи на финском под рисунками в газете, а Сигне листала номер английского журнала для женщин. Она не читала его, а выборочно выхватывала информацию и бросала ее нам, как кольца в игре «серсо».

— Слушайте, — и Сигне зачитывала привлекший ее внимание отрывок: — «Она увидела Ричарда. Затуманенный взгляд его зеленых глаз и улыбка были предназначены только ей, в них таилось странное возбуждающее обещание. Она знала, что где-то в уголке своего одинокого сердца он нашел место для нее». Ну, разве не прелесть?

— Думаю, что это просто замечательно, — одобрил я романтические наклонности Сигне.

— Правда? — спросила она.

— Конечно, нет, — раздраженно вмешался Харви. — Когда до тебя дойдет, что он профессиональный лгун? Он — мастер обмана. Ложь для него так же естественна, как для Шекспира — пятистопные ямбы.

— Благодарю, Харви, — сказал я.

— Не обращай внимания, — сказала мне Сигне. — Просто он бесится, что Попей говорит по-фински.

— Единственный комикс, который я читаю, — возразил Харви, — это Рип Кирби.

Часов в двенадцать ночи Сигне сварила какао, и мы разошлись спать. Я оставил свою дверь приоткрытой и в одиннадцать минут второго услышал, как Харви тихо прошел через гостиную. Послышалось бульканье: он приложился к горлышку одной из бутылок на сервировочном столике. Стараясь не шуметь, вышел из дома через парадную дверь. Я наблюдал за ним из окна. Харви был один. Я постоял у двери комнаты Сигне, которая беспокойно ворочалась в постели. Отправиться вслед за Харви по пустынным улицам значило испортить всю игру, и я забрался обратно на свой диван и выкурил сигарету, убеждая себя, что прежде чем скрыться навсегда, Харви вернется за Сигне. Послышались шаги в гостиной, а потом — стук в мою дверь.

— Входи, — отозвался я.

— Хочешь чашку чая? — спросила Сигне.

— Да, — ответил я, — спасибо.

Она пошла на кухню. Я услышал, как она чиркнула спичкой и налила воды в чайник, но не стал подниматься с постели. Вскоре Сигне появилась с подносом, нагруженным чайником, молочником, сахарницей, хлебом, маслом, медом и золотыми чашечками, которые значились бы как «особые» в описи имущества.

— Не рано ли для завтрака? — запротестовал я. — Еще нет даже двух часов.

— Люблю поесть среди ночи, — сказала Сигне, разливая чай в золоченые чашечки. — Молоко или лимон? Харви ушел.

На ней была старая пижама Харви, куртка застегнута всего на две пуговицы. Поверх пижамы она набросила шелковый халат.

— Знаю, — ответил я. — Молоко.

— Он вернется. Он вышел ненадолго.

— Откуда ты знаешь? Без сахара.

— Он не взял свою старую пишущую машинку. Он никогда не уезжает без нее. Он хочет жениться на мне.

— Ну и прекрасно, — сказал я.

— Ничего прекрасного в этом нет, — надулась Сигне. — Ты же знаешь. Он не любит меня. Он без ума от меня, но не любит. Он сказал, что будет меня ждать. А какая девушка захочет тратить время на мужчину, который согласен ее ждать? И вообще, он намерен поселиться в России.

— Не может быть, — не поверил я.

— В России, ты слышишь? В России.

— Понятно…

— Ты можешь представить финна, который смог бы жить среди русских?

— Не знаю, — сказал я. — Наверное, нет.

Она села рядом со мной.

— В последний день зимней войны, после подписания перемирия, стрельба должна была прекратиться в полдень. В течение последнего часа финские солдаты собирали оружие и отправлялись домой. Все дороги в тылу были забиты лошадьми и машинами. И гражданские и военные радовались, что война кончилась, хоть мы и отдали русским нашу прекрасную Карелию. До полудня оставалось пятнадцать минут, когда русские начали бомбить людей на дорогах. Говорят, это была самая мощная бомбежка за время войны. Тысячи и тысячи финнов были убиты в эти последние пятнадцать минут войны, многие были покалечены, но доползли к нам, чтобы рассказать об этой бойне. Я способна видеть русских только через стекло телескопа.

— Наверное, тебе надо было объяснить это Харви вместо того, чтобы поощрять его иллюзии. Любые иллюзии.