Мозг ценою в миллиард - [81]

— Я не поощряла его. Конечно, у меня был с ним роман, но девушка может завести роман с мужчиной, и совсем не обязательно, чтобы мужчина при этом сходил с ума. Я хочу сказать, что Харви сходит с ума.

Длинный шелковый халат Сигне переливался черным и золотым, она встала и тряхнула рукавами.

— Тебе не кажется, что я похожа в нем на леопарда?

— Что-то есть, — подтвердил я.

— Я — леопард. Сейчас я прыгну на тебя.

— Не делай этого, будь умницей. Выпей чаю, пока он не остыл.

— Я — леопард. Я хитрый и свирепый. — Голос у нее изменился. — Я не поеду с Харви в Россию.

— Вот и хорошо, — похвалил я Сигне.

— Харви сказал мне, что ты считаешь это замечательной идеей.

— Ну знаешь ли! — сказал я. — Харви очень привязан к тебе, Сигне.

— Очень привязан, — пренебрежительно бросила она. — Леопарду этого мало.

— Хорошо, — поправился я, — он безумно, страстно и отчаянно любит тебя.

— Не преувеличивай. Это слишком эксцентрично. Не надо подводить к тому, что у него не все в порядке…

— Ну извини, — сказал я. — Если бы ты испытывала к нему такие же чувства, тебя бы не смутили мои слова о безумии и страсти.

— Ах, вот оно что! Ты заботишься о Харви. Все это время ты его просто жалел. Я торчу тут с вами, думая, что ты меня ревнуешь, что ты любишь меня, а ты все время жалеешь Харви. Переживаешь, что он попался в сети к такой ужасной девице, как я. Так вот оно что. Вот оно что. Как это я раньше не догадалась?

— Только не плачь, Сигне, — попросил я. — Ты же хорошая девочка, лучше налей мне еще чая.

— Ты меня больше не любишь?

— Люблю, — ответил я уверенно.

— В воскресенье, — сказала Сигне, — Харви уезжает в Россию в воскресенье. Поезд в Ленинград отправляется в двенадцать часов дня. Когда он простится с нами и уедет в Россию, все изменится.

— Что именно?

— Все между нами будет по-другому. Ну… ты знаешь.

— Прекрасная мысль, — ответил я. — Но только я собираюсь в Россию вместе с Харви.

— Ты ужасный задира, — произнесла Сигне.

— Не сыпь сахар в мою кроватку.

Сигне подпрыгнула на диване и игриво толкнула меня. Это можно было воспринять как прозрачный намек, но мне было не до секса.

— Я леопард, — снова вскричала Сигне. — У меня длинные и стрррраааашные лапы.

Она прикоснулась своими длинными ноготками к моему позвоночнику и пересчитала грудные позвонки.

— Я — леопард-левша, — уточнила она.

Ее пальцы двигались осторожно, как у археолога, извлекающего хрупкую находку. Она отмерила слева расстояние в четыре пальца шириной и ткнула меня ногтем.

— Ой, — вскрикнул я. — Знаешь что, Сигне? Или иди спать, или добавь кипятку в чайник.

— Знаешь, куда пошел Харви? — Она потерлась головой о мое плечо. Лицо у нее было липкое от кольдкрема.

— Не знаю и знать не хочу, — заявил я, поняв, что она собирается открыться мне.

— Он пошел на свидание с доктором из Англии. — Она помолчала. — Теперь ты слушаешь?

— Да, — признался я.

— Некая миссис Пайк — женщина-врач — привезла несколько зараженных вирусом куриных яиц.

Она думает, что яйца отправятся в Америку, но Харви должен взять их с собой в Россию, иначе русские не примут его.

Наверное, думал я, она успела забрать новый контейнер у агента в Портоне до того, как его арестовали. При постоянной температуре с яйцами ничего не случится, а миссис Пайк, конечно, знала об этом.

— Харви спятил, — сказал я, — что всем делится с тобой.

— Я знаю, — ответила Сигне. — Леопарды хитры, безжалостны и не заслуживают доверия.

Она потянулась через меня к светильнику у изголовья. Эта чертова пижамная куртка была ей слишком велика. Свет погас.

— Как леопард — леопарду, — шепнул я ей. — Запомни, что бабуины — единственные звери, которые способны обратить нас в бегство.

25

К воскресенью у меня все было готово. Я отправил сообщение в Лондон и получил визу для поездки в Ленинград. Харви обрадовало, что я согласился поехать с ним.

В воскресенье мы встали поздно. Харви и я медленно упаковывали чемоданы. Сигне пила кофе и слушала по радио футбольный матч между английскими командами, отмечая ставки в своей финской футбольной карточке. Она проиграла. Ее подвела «Лидз Юнайтид», которой не удалось сыграть вничью. К этому времени чемоданы были упакованы. Позавтракали мы на вокзале. Ресторан находился на первом этаже, и отсюда хорошо был виден центральный зал вокзала с киосками, торгующими рубашками, цветами, гамбургерами, сувенирами, журналами «Меканикс Иллюстрейтид» и «Плейбой».

Двое полицейских в синих плащах и меховых шапках прочесывали ряды скамеек в поисках бродяг, еще один полицейский агент в штатском прислонился плечом к стенке камеры хранения и ел сосиску. Чистильщик обуви изучал ботинки прохожих. Дальше, у холодных платформ, выстроились поезда. Темные коричнево-серые вагоны, отделанные тонкими деревянными полосами, были высокие, угловатые и с дюжиной больших безобразных вентиляторов на крыше каждого загона. В хвосте последнего поезда были прицеплены три красных металлических вагона, из труб которых струился легкий темный дымок. Под большими окнами тянулась желтая полоса с гербом Советского Союза и белой надписью «Хельсинки — Москва».

Возле вагона стоял русский проводник — огромного роста мужчина в синем пальто и меховой шапке. Он взял наши билеты, бесстрастно наблюдая за прощальными объятиями Сигне и Харви. Пар из трубы паровоза и паровозные гудки предоставляли Сигне возможность сыграть роль Анны Карениной. Она хорошо подготовилась к этой роли, надев меховую шляпку, муфту и пальто с высоким воротником. Я поцеловал Сигне по-братски, за что она больно ткнула ногтем мне под ребро, и уступил место для сцены прощания Харви. Удивительно, до чего же им обоим нравилось играть. Она поправила воротник пальто Харви, как будто в первый раз посылала его в школу. В глазах Сигне стояли слезы и одно мгновение мне даже казалось, что она не выдержит и сядет с нами б поезд, хотя бы для того, чтобы повторить эту сцену на ленинградском вокзале еще раз.