– Сестры скоро присоединятся к нам. Кажется, я уже их вижу. Вы потеряли сознание, и я их обогнал, пока нес вас.
Девушка посмотрела в указанном направлении, увидела двух торопливо шагающих дам и вспомнила недавнюю встречу. В одно мгновение воспоминание об ужасном положении, в котором она оказалась, вернулось к ней, и у нее вырвался стон отчаяния.
– Я очнулась в лесу, не так ли? Мое платье… моя голова… в этом нет никакого смысла.
Девушка взглянула на свое платье, провела пальцами по испачканному муслину, и замешательство, которое она испытывала перед тем, как выйти к этим людям, снова вернулось. Подоспевшие дамы отвлекли ее от раздумий.
– Так вы уже пришли в себя? – задыхаясь, спросила одна из них.
– И не только, – ответил ее спаситель, – но еще и назвала имя. Она не знает, чье оно, но за неимением лучшего, почему бы нам им не воспользоваться? Элен, это мои сестры. Леди Маргарет Хантли.
Элен протянула руку той из дам, которая показалась ей более дружелюбной.
– Зовите меня Мег. Меня все так называют.
Улыбнувшись, матрона влезла в ландо и уселась напротив. Настала очередь второй женщины.
– Дай руку, Мег.
– Леди Генриетта Пендерин, – объявил граф. Элен показалось, что она похожа на него гораздо меньше. У нее было более худое лицо, более длинный нос и поджатые губы. От ее глаз веяло холодным неодобрением, а волосы под шляпкой, столь же легкомысленной, как и ее платье, были густо запорошены сединой.
– Элен очень красивое имя, – заметила Мег, устраиваясь поудобнее. – Мы с удовольствием будем вас так называть.
Элен посмотрела на нее, а затем повернулась к ее сестре. Ее охватило ощущение нереальности происходящего. Три пары глаз изучали ее с разной степенью любопытства. На мгновение ей показалось, будто она смотрит со стороны, оказавшись наблюдателем, а не участницей этой маленькой драмы. Она начала думать вслух, не сознавая этого, и ее тихое бормотание привлекло к ней еще больший интерес.
– Я чувствую себя, как пьяная… все кажется бессмысленным. Они смотрят на меня… а я на них. Для меня они похожи на призраков. Быть может, это порождения сна? Alors, je ne sais pas qui je suis… ни кто они. C’est un mystere. Возможно ли, что я проснусь… и узнаю?
От пугающей неуверенности этих мыслей ее бросило в дрожь. Она не замечала ни слез, наполнивших ее глаза и хлынувших по щекам, ни дрожащих пальцев и губ. Словно в тумане, до нее доносился приглушенный разговор, но слова казались ей лишенными смысла.
– Вы слышали? Она говорит по-французски.
– Она бредит?
– Похоже, она слишком потрясена.
– И не она одна!
– Замолчи, Генриетта! Как ты можешь быть такой бессердечной?
– Элен? Элен!
Поняв, что обращаются к ней, Элен повернула голову и моргнула, взглянув в решительное лицо своего спасителя. Сильная рука сжала ее ладонь, и от звуков властного голоса болезненный туман, окутывающий ее сознание, начал развеиваться.
– Послушайте меня, Элен. Бесполезно изводить себя размышлениями. Что бы ни случилось, я никому не позволю причинить вам вред. Даю слово. А теперь отдыхайте!
Элен почувствовала, как он привлек ее к себе, предлагая опустить голову ему на плечо. От этого соблазнительного приглашения невозможно было отказаться. Благодарная, она упала в его объятия и закрыла глаза.
– Ты глупец, Чарльз! Зачем, во имя всего святого, тебе понадобилось давать ей подобное обещание?
Чарльз подошел к камину и позвонил в колокольчик. Очаг был пуст, не было нужды разводить огонь в жаркий июньский день. Но по привычке граф остался стоять у камина, опершись локтем о каминную полку, почти пустую, если не считать двух ваз из Веджвудского фарфора и старинных часов в корпусе из черного дерева. Последний предмет плохо сочетался с элегантной обстановкой нижней гостиной, но поскольку эти часы хранились в семье на протяжении более ста лет, из сентиментальности их держали на почетном месте.
Граф повернулся к сестре. Генриетта предпочла последовать за ним в гостиную, в то время как Мег поднялась вместе с гостьей наверх, в спальню, которую подготовила для нее экономка.
– Ума не приложу, Генриетта, – с долей иронии ответил он. – Если только это не было связано с бедственным душевным состоянием нашей гостьи.
– Раньше ты не позволял себя обманывать, – заметила сестра, присев на длинный диван, стоящий сбоку от французского окна. Как и кресла, он имел позолоченный каркас и был обит светло-желтым полосатым шелком, сочетающимся с оттенком стен.
– Разве меня обманули?
– Святые небеса, Чарльз, ты еще сомневаешься?
– Как я понимаю, для сомнения есть причины. – Он взмахнул рукой, видя, что сестра собирается вступить в спор. – Знаю, Генриетта. Это совершенно невероятная история, и у меня тоже возникли подозрения. И все же мне не верится, что ее потрясение притворно.
– Чушь. Любая опытная актриса может быть столь же убедительной.
– А рана на голове?
– Мы даже не знаем, есть ли там рана, – возразила Генриетта.
Чарльз подумал о том же, но решил промолчать. Ему трудно было поверить, что девушка могла лишь притвориться раненой. Но вскоре его сомнения разрешатся. К тому же, он терпеть не мог соглашаться с сестрой по какому бы то ни было поводу.
