Моя золотая Бенгалия - [35]

По-моему, дела обстоят не так уж плохо. Невозможно создать Остров грез, где бы царствовали мир, благополучие, идеальные отношения между людьми, где без малейших изменений реализовались первоначальные благородные цели в условиях, когда Индия отчаянно борется за то, чтобы все ее жители были обеспечены самым необходимым. Только неисправимый идеалист и мечтатель может утверждать, что в период жизни поэта Шантиникетон был менее подвержен внешним веяниям, чем теперь.

Несмотря на замкнутость этого учебного заведения, оно всегда реагировало на важнейшие события в общественной и политической жизни Индии. Развитие радио, телевидения и транспорта предопределяет стандартизацию жизни как в Индии, гак и в любом другом государстве и связывает весь мир в единое целое. Деревни и деревеньки, надеющиеся получить от Шантиникетона какой-то кусок материальных (вряд ли духовных) благ, и информационная лавина, которая стремительно распространяется во всем мире, заключают «Обитель покоя» в железные объятия характерных для всей страны проблем, социальных связей и политических столкновений. Шантиникетон — это «сад с забором» только в том смысле, что его обитателям принадлежат сладкие плоды в виде щедрых государственных субсидий, каких нет в других местах.

«ОБИТЕЛЬ ПОКОЯ» ИЗНУТРИ

Шантиникетон после Калькутты действительно является «Обителью покоя», но сначала она встретила меня не так любезно, как я предполагал. Когда на моторикше, заплатив двойную цену, я добрался до гостиницы, оказалось, что места для меня там нет. Все происходило почти так же, как в Москве или Риге. К тому же был праздничный день, и все учреждения не работали. Хорошо, что мне удалось найти профессора Бхудеба Чоудхури, с которым я познакомился во время его двухнедельного пребывания в Риге. Быстро нашлись необходимые документы, сообщавшие о моем прибытии, хорошая комната и, как бесплатное приложение, даже несколько небольших зеленых дивных ящериц на потолке туалета. В Бенгалии они живут повсюду, даже в большом читальном зале Национальной библиотеки. В Калькутте вороны смело сидели на оконных решетках моей комнаты, а здесь по вестибюлю первого этажа гостиницы прогуливались коровы и оставляли «нерукотворные памятники», воробьи тоже безбоязненно сидели на лопастях вентилятора.

В Шантиникетоне и во всей Индии человек действительно не столь удалился от других живых существ, как у нас. Это я заметил с первых дней. Другие внешние впечатления: поселок находится на менее отдаленном расстоянии от окружающих деревень, чем я думал. Вокзал располагался всего в 20 минутах ходьбы. Земля бесплодная, выгоревшая, травы очень мало, а стадо коров, пасущееся на поле у Вишвабхарати, большое — около 60–70 голов. Пастуха не было, и скотина ходила, где ей заблагорассудится. Вместе с коровами паслись козы и ослы, которых здесь стригут, а для работы используют редко. Ослы частенько противно кричали и дрались.

Всюду, как коршуны на гнездах, сновали велорикши, готовые наброситься на очередную жертву и увезти ее хоть на край света, если только заплатят. Рикши Калькутты, которые бегом тащат двухколесную коляску по брусчатке с одним, двумя или тремя седоками, похожи на загнанных лошадей. Велорикши Шантиникетона в основном молодые парни, которые поют, смеются и не очень-то утруждают себя, большую часть времени проводя в ожидании пассажира на перекрестках и у наиболее крупных зданий. Бипин, один из них, с которым я всегда разговаривал, проходя мимо, молодой, стройный мужчина с лицом красавца киноактера, рассказывал, что за день (в 1978 году) зарабатывал 7,5–8,5 рупии. Это сравнительно немало, если учесть, что коляска на трех колесах стоимостью 875 рупий собственная. (Большинство рикш вынуждены их арендовать и каждый день отдавать хозяину 2,5 рупии.) Рикшей может стать каждый. Работа действительно неквалифицированная, и ее может делать любой, так как крутить педали — искусство небольшое. Обычно это и нетрудно, потому, что ездить приходится мало, а дорого и тропинки достаточно хороши. На двадцать тысяч жителей Болпура и Шантиникетона и многочисленных приезжающих приходится восемьсот велорикш. Сколько же их по всей Индии! Рикш чересчур много, и крайне редок случай, когда их не было бы поблизости.

В Калькутте я часто видел босоногох рикш, которые бегом тащили коляски с пассажирами. Это тяжелый труд. Правительство штата Западная Бенгалия уже давно хочет запретить этот вид транспорта, но всегда сталкивается с демонстрациями протеста со стороны рикш, так как ничем другом они добыть средства существования для себя и своих семей не могут. Одному из калькуттских рикш-бегунов (велорикш там нет) я однажды сказал, что не сяду в его повозку, потому что я такой же человек, как он, и не могу его погонять. В ответ услышал:

— Вы правы, сахиб! Конечно, правы. Только что бы я ел, если бы все так думали?

Сначала ко мне с вопросом Джабен? («Поедете?») спешили велорикши со всех сторон. Но мой ответ всегда был одинаков — ехать некуда. И сразу я терял в их глазах всякий интерес. В Шантиникетоне многие считают, что расстояние в 400–500 метров лучше проехать, чем пройти пешком; даже в школу, которая находится не далее чем в полукилометре от дома, дети обеспеченных родителей отправляются в трехколесных по- возках. Очень приятно прокатиться на велосипеде по асфальтированным дорожкам, тем более что велосипеды, произведенные в Индии, легки, быстры и прочны. Но зажиточные индийцы не любят ходить пешком. Один мой знакомый профессор свои шантиникетонские маршруты (в день вряд ли более полутора километров) проезжает на велосипеде, а в Болпур, до которого всего два с половиной километра, едет на велорикше.