Моя вселенная – Москва. Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика - [61]

полированную фанеру,

на которой нарисованы

изысканные узоры благородной древесины.

…Но мы-то знаем,

что под фанерой всего лишь

прессованные опилки.

Так заканчивается последняя книга поэта-Полякова.

«Я не люблю иронии твоей, // Оставь её отжившим и не жившим, // А нам с тобой, // Так горячо любившим, // Ещё остаток чувства сохранившим, // Нам рано предаваться ей…» – завет этого некрасовского стихотворения уже нарушен. Ирония прочно вторгается в общее литературное пространство, вытесняя и даже высмеивая прежние романтические состояния лирического «я» поэта.

Примерно в том же временном отрезке я тоже пережила своеобразную «ломку» и очень хорошо помню то свое душевное состояние. Боязнь самоповтора, с одной стороны, с другой – ощущение, что рифмовать можешь «легко и километрами», а с третьей – предположение, что всё на свете «уже сказано». До тебя.

Мы не знали тогда, что это грозная поступь «постмодернизма» уже слышна в России и русский литературный процесс, девственный в этом смысле, готовится дать свой ответ на вызовы постмодернистского времени. Оно оказалось не за горами. Тем более что в подземных кладовых русского андеграунда созрела и готова была занять свои места на сцене другая часть того же самого поколения, к которому принадлежал Ю. Поляков и все выше поименованные поэты.

Грозный призрак «главного постмодерниста» страны Д.А. Пригова уже бродил по литературным гостиным и мастерским художников, собирая вокруг себя как одарённых, так и малоодарённых стихотворцев, узревших в новых веяньях возможность «пробиться», «выйти в люди» и «сорвать банк». Вот как об этом времени вспоминает Ю. Поляков: «Уже набирала силу и поэзия, строившаяся на уклонении от “совка”, молчаливом неприятии советских мифологем, а то и на зашифрованном, убранном в подтекст их осмеянии. Из этого направления потом вырос, вырвавшись из-под цензуры, литературный соц-арт, именуемый почему-то “концептуализмом”».

Из андеграунда в мейнстрим начали перемещаться и поэты группы «Московское время», хорошие, разные… Сергей Гандлевский, Бахыт Кенжеев, Александр Сопровский… Они тоже родились в 50-х, но пришли в литературу с другим опытом и другими жизненными установками. Позже Гандлевский скажет: «Речь идёт о категорическом неприятии советского режима: об убеждении, что объективной реальностью… жизнь не исчерпывается, потому что за ней стоит тайна… Мы любили литературную традицию и в то же время с подозрением относились к снобизму “хранителей ценностей” и “жрецов всего святого”».

Мне кажется, в этом обобщении есть доля позднего лукавства. «Категорическое неприятие», выразившееся в поступлении и затем учёбе в самом советском учебном заведении страны – МГУ, представляется мне несколько смешным. А что касается «тайны жизни», то за пределами «объективной реальности» в стихах того же Николая Дмитриева её ничуть не меньше.

Самым же громким явлением той поры, пожалуй, стала другая группа, с поспешной руки К. Кедрова несуразно названная «метаметафористами». Ровесник Юрия Полякова – Алексей Парщиков, прибывший в Москву с Украины, родившиеся на несколько лет раньше на Алтае – Иван Жданов и Александр Ерёменко. На мой взгляд, это были самые талантливые из «новобранцев» поколения, и они в целом достойно завершили формирование поэтической плеяды «родившихся в пятидесятых».

В последующем, правда, состоялось ещё несколько запоздалых поэтических «открытий» в этой генерации. Михаил Анищенко, ушедший в мир иной совсем недавно – ровно накануне своего признания и триумфа. Или, тоже ныне покойный петербуржец Геннадий Григорьев, которого суровый критик В. Топоров назвал «бесспорно лучшим поэтом своего поколения».

А если окинем взором всю огромную страну, то добавим к уже названным и Юрия Казарина из Екатеринбурга, и Юрия Кабанкова, и, наверно, при этом кого-нибудь обязательно забудем.

Что и говорить – талантливое, яркое, пассионарное поколение поэтов родилось в России после большой войны и сформировалось в достаточно сытое и благополучное время, позже названное политиками – «застоем».

Я думаю, что в совокупности это поколение ничуть не уступает знаменитым «шестидесятникам», а может быть, даже коллективно превосходит их в глубине и метафизичности постижения истории, в трагедийности взгляда на жизнь и личностной цельности, в широте русской географии, представившей эти таланты.

Это нам выпало присутствовать при крушении советской цивилизации: одним – оплакать её, другим порадоваться этому, третьим – замолчать на долгое время, четвёртым – спиться и погибнуть. Но литературную бронзу заслужили все поэты Бронзового Века.

«Я последний советский поэт…» – написал в конце своей недлинной жизни Михаил Поздняев.

Расставшийся с поэтической Музой Юрий Поляков – один из этого советского «бронзового» поколения. Без него – оно неполное.

2014 г.

Александр Неверов Между небом и землёй 1

Читатели «Труда» раньше всех получили представление о романе Юрия Полякова «Замыслил я побег…», вышедшем недавно в издательстве «Молодая гвардия». Его фрагменты печатались в «Труде». В редакцию пришло много писем, их авторы делились своими впечатлениями, настойчиво интересовались, чем всё закончится. В частности, уйдёт ли герой книги по фамилии Башмаков от жены к молодой любовнице или нет? И это свидетельствовало не столько о читательской непосредственности, сколько об умении автора изобразить героев так, что они воспринимаются чуть ли не как реальные люди, к чьей судьбе нельзя остаться равнодушным.