Моя Тора - [29]

Йосеф

Согласно обычаю, за стареющим отцом должен был присматривать младший сын. Однако Беньямин был еще слишком мал, и за Яаковым приглядывал Йосеф.

Старшие братья уходили на дальние пастбища, Йосеф оставался с отцом, «который любил его более всех сыновей, ибо тот был сыном старости его». Исраэль часами беседовал с любимцем о религии, посвящал его в тайны мироздания, читал псалмы, внушал почтительную любовь к Единому Богу.

Йосеф впитывал рассуждения отца, а в перерывах не гнушался и доносительством на братьев. Старшие сыновья ревновали отца к выскочке с прекрасными, как у Рахель, глазами, а когда убедились, что этот выскочка еще и стучит на них, то вовсе запрезирали его. Ко всему еще их страшило повторение истории с первородством, ведь отец мог передать его своему баловню, а их оставить с носом – дурной пример заразителен. Йосеф подпитывал их подозрения все новыми выходками. Так он потребовал, чтобы братья выслушивали его сны, да еще в присутствии отца.

Сон первый.

Вот мы вяжем снопы посреди поля, и вот мой сноп поднялся и стал прямо, и вот кругом стали ваши снопы и поклонились моему снопу.

Братья вознегодовали, мол, вздумал царствовать над нами, утри нос сопляк и зазнайка, не на таких напал.

Сон второй.

Вот солнце и луна, и одиннадцать звезд кланяются мне.

Отец побранил Йосефа, сказал недовольно:

– Что это за сон приснился тебе? Неужели я и мать твоя, и братья твои придем поклониться тебе до земли? Пустой твой сон, ведь Рахель умерла.

Братья молча сжали кулаки, их кровь клокотала ненавистью к этому наушнику, ябеднику, соглядатаю, клеветнику. С утра пораньше они ушли в Шхем пасти овец.

Через несколько недель Исраэль попросил Иосифа сходить на пастбище, посмотреть, здоровы ли братья и цел ли скот. Действительно он волновался за сыновей своих и скот или хотел помирить братьев, нам неизвестно.

Йосеф нарядился в пёструю рубашку, подаренную недавно его отцом, и бодрым шагом пошел в сторону Шхема.

Завидев издали весело, словно пританцовывая идущего Иосифа, братья натравили на него собак. Но волкодавы учуяли своего и завиляли хвостами. Тогда братья сказали друг другу: «Вот сновидец тот подходит, убьем его и бросим в одну из ям, а отцу скажем, что хищный зверь съел мальчика. Вот и увидим, сбудутся ли сны его».

Только Реувен воспротивился их замыслу, стал уговаривать братьев не проливать крови ближнего, ибо грех братоубийства самый тяжкий из всех грехов.

– Не лишим его жизни. Бросьте его в яму, а руки не налагайте на него, – предложил Реувен, решив про себя, ночью тайком вызволить Йосефа и отправить к отцу.

Братья нехотя согласились. Реувен сказался больным и ушел полежать в тени шалаша.

Йосеф беззаботно с раскрытыми для объятий руками подошел к братьям. Вместо приветствия те окружили его, сорвали разноцветную рубашку, поволокли к яме. Сбросив отрока в глубокую бездну, братья сели есть хлеб. И только теперь увидели караван странствующих купцов. Йе́гуду осенила спасительная мысль, которой он поделился с братьями:

– Что пользы, если мы уморим сновидца, лучше продадим его купцам, а рука наша да не будет на нем, ибо он брат наш, плоть наша.

Все согласно закивали головами. И когда купеческий караван подошел на близкое расстояние, они вытащили Йосефа и продали за двадцать сребреников. Караван продолжил путь в сторону Египта.

Вечером Реувен прокрался к яме, чтобы вызволить брата. Но как тает воск перед огнем, так растаяло его сердце при виде пустой ямы. И разорвал он одежды свои, и пошел к братьям и сказал: «Мальчика нет, а я куда денусь?». Те признались старшему брату в содеянном.

– Но как мы оправдаемся перед отцом? – воздел руки к небу Реувен.

– Давайте вымараем кровью козленка рубашку отрока и отнесем отцу. Он узнает пеструю рубашку и поверит, что Йосефа растерзал хищный зверь, – нашел выход Йе́гуда.

Горе Исраэля нельзя было передать человеческим языком. «И разорвал он одежды свои, и наложил вретище на чресла свои, и оплакивал сына многие годы». Сколько ни утешали его жены и дети, Яаков все причитал: «Горюя, сойду к сыну моему в могилу. Растерзан, растерзан Йосеф»…

Смотреть на глубоко скорбящего отца особенно тяжело было Йе́гуде, который придумал затею с продажей Йосефа. Да и братья в разговорах на пастбище старались свалить на него всю вину. Вконец истерзанный угрызениями совести, Йе́гуда решил покинуть отчий кров, ибо невыносимо стало ему общаться с братьями, видеть страдания отца.

Йе́гуда долго бесцельно брел по пустыне, наконец ноги привели его к Хире. Тот сжалился над исхудалым, кожа да кости, странником, на время приютил у себя. А вскоре и сосватал с дочерью купца, живущего по соседству.

Жена родила Йе́гуде трех сыновей – Эра, Онана и Шела.

Когда дети подросли, Йе́гуда женил старшего сына на девушке по имени Тамар. Но иегудин первенец «был неугоден в глазах Господа, и умертвил его Господь». По заведенному обычаю, брат умершего был обязан жениться на его бездетной жене, чтобы восстановить род первенца. Йе́гуда приказал второму сыну, Онану, взять в жены вдову покойного Эра. Онан отказался наотрез, заявив, что хочет иметь свое потомство, а не продлевать род брата. Однако отец настоял на своем. Онан придумал изощренную месть: «Когда входил к жене брата своего, ронял семя на землю», то есть перед половым актом прибегал к рукоблудию.