Моя Тора - [28]

– Душа сына моего томится по дочери вашей, пожалуйста, отдайте ее в жены ему. Породнитесь с нами, дочерей ваших будете отдавать за нас, а наших дочерей будете брать себе. И будете жить вместе с нами, и будет страна эта открыта пред вами. Селитесь, торгуйте, приобретайте в собственность землю!

Яаков многозначительно молчал. Тогда слово взял сын градоначальника.

– Только бы мне обрести благословение ваше, что ни скажете – я дам. Назначьте мне выкуп самый большой, я дам все, что скажете! Только отдайте мне девицу в жены!

Вместо Яакова ответили его сыновья, «с хитростью говорили с тем, кто осквернил Дину, сестру их».

– Мы не можем этого сделать. Выдать сестру нашу за человека, который не обрезан – позор для нас. Если вы все станете как мы, если обрезан будет у вас каждый мужчина от мала до велика, тогда будем отдавать дочерей наших за вас, а ваших брать себе. Но если не послушаете нас, не обрежетесь, силой возьмем Дину и уйдем.

Правитель Шхема принял условие сыновей Яакова и обратился к горожанам с просьбой совершить массовое обрезания во имя счастья наследника престола. Более того, сам Хивей, воодушевляя народ, первым совершил эту процедуру. Горожане последовали его примеру.

На третий день после поголовного обрезания взяли братья Дины в руки мечи, вошли в город и перебили изнемогающих от боли мужчин.

«Хамора и сына его убили они мечом и взяли Дину из дома и вышли. Затем прошли по трупам и разграбили город за то, что жители его обесчестили сестру их. Мелкий и крупный скот их, и ослов их, и то, что было в городе, и то, что было в поле, они забрали. И все богатство их забрали, и всех их, и жен их пленили. И также взяли все, что было в домах»…

То была первая в истории резня, устроенная евреями – сыновьями Яакова.

Когда Исраэль узнал о постыдной жестокости своих сыновей, то занес над ними сжатые кулаки, обрушил град упреков:

– Вы меня погубили! Вы сделали меня ненавистным для жителей этой земли, – кричал он в неистовстве, – Соберутся они против меня, и поразят меня, и истреблен буду я и дом мой… Уйдем отсюда!

И вновь двинулся караван по исхоженным дорогам. И наслал Бог ужас на все города, мимо которых они проходили – никто не решался нападать на них.

На одном из привалов их нашла кормилица Ривки – Двора, которая рассказала Яакову о смерти его матери. Похоронил ее Эйсав в пещере Махпела. Для Яакова это известие оказалось трагичным вдвойне. Он скорбел по горячо любимой матери и переживал, что предал ее земле ненавистный брат.

С тяжелым сердцем сидел в шалаше Яаков, вспоминал картины прошлого. Вдруг шалаш осветился неземным светом, и Яакову вновь открылся Бог, благословил его, говоря:

– Ты больше не будешь зваться только именем Яаков, но Исраэль будет имя твое! Я – Бог Всемогущий! Плодись и размножайся. Народ и целое братство народов произойдут от тебя, и цари от тебя будут вести свой род. И страну, которую Я обещал Аврааму и Ицхаку, тебе Я отдам, и потомству твоему после тебя отдам эту землю.

Утром Яаков поставил обелиск на том месте, где говорил с ним Бог, и возлил вино и елей на него. И назвал это место «Бейт-Эль» – «Дом Божий».

Так Бог утвердил Яакова в новом имени – Исраэль. С этого дня, когда он совершает богоугодные деяния, Тора величает его Исраэль, если по старой привычке хитрит, идет окольными путями, то зовется Яаковым.

По дороге в Эфрат Рахель пожаловалась мужу на родовые схватки. Все её тело пронзила дикая, резкая боль. Бедняжка стонала, напрягалась, изнемогала и когда уже душа покидала тело, почти беззвучно прошептала: «Назовите младенца Бен-Они», (сын моих страданий). Родив сына, Рахель угасла, отдала душу Богу.

Так свершился сорвавшийся с уст праведника смертный приговор над самой любимой им женщиной, радостью его сердца, утехи души, услады глаз…

Исраэль похоронил Рахель недалеко от Бейт-Лехема («Дом хлеба») или по-иному Вифлеема. Надгробный памятник цел и поныне.

Яакову не хотелось, чтобы имя сына постоянно напоминало ему о страданиях матери, звучало как матереубийца, поэтому он дал новорожденному другое, созвучное с Бен-Они, имя – Беньямин – «Сын скорби».

Медленно, с остановками шел караван в сторону Хеврона. Яаков тяжело переносил одиночество, холодной стала его постель. Не выдержав этой муки, он переселился к Бильге.

Подобного оскорбления Леи не выдержал ее первенец Реувен.

Чтобы показать отцу свое возмущение, он вошел в шатер Бильги и демонстративно лег на ее кровать.

Яаков молча проглотил обиду, не прогнал злоумышленника, только поклялся в сердце своем не иметь больше детей.

Кто-кто, а праведник хорошо знал, что Реувен зачат в грехе – ведь первую брачную ночь, лежа с Леей, он думал о Рахели.

В Хевроне Яакова ждала печальная весть – Ицхак, его отец, умер и «приобщился к своему народу – мудрец, удовлетворенный днями жизни своей, и было дней жизни Ицхака сто восемьдесят лет».

Похоронили его Эйсав и Яаков в родовой усыпальнице Махпела рядом с Ривкой.

Кончились дни траура. Эйсав решил разъехаться с Яаковом, «ибо имущество их было слишком велико, чтобы жить вместе, и не могла земля, на которой жили они, вместить их из-за стад их». Эйсав поселился на горе Сеир, а Яаков осел в стране проживания отца его, в Кнаане.