Моя первая любовь - [92]

Оставив у ворот велик, пешком отправился я бродить по знакомым аллеям. Без труда отыскал столовую, стадион, бассейн. Охваченный воспоминаниями, присел на небольшой холм, в детстве казавшийся значительным. Про него говорили, что это братская могила французских солдат. Не совсем так. Французы в Звенигороде и его окрестностях действительно побывали в 1812 году — грабили церкви, разоряли кладбища. Саввино-Сторожевский монастырь им, правда, обчистить не удалось: по преданию, французскому полководцу Евгению Богарне, остановившемуся на ночь в обители, во сне явился преподобный Савва и запретил что-либо там трогать. Но на земли вне монастырских стен запрет не распространялся, поэтому мародеры смело принялись копать. Не оставили они без внимания и древние финно-угорские курганы, многочисленные в этом краю, — на одном из них я теперь сидел, прислонившись спиной к здоровенному дубу.

И не заметил, как задремал в тени.

Проснулся, когда солнце начало светить в лицо. Сколько же я проспал? Полчаса? Час? На запястьях моих вместо часов болтались лишь плетеные «феньки». Охранник, вероятно, ищет или скоро начнет искать меня. Пора было возвращаться. Но еще оставался одноэтажный спальный корпус, последний не посещенный мною объект. А, вот он!

Не без дрожи заглянул я с улицы в окно темной залы, где мы, дети, ночевали все вместе, едва разделенные по гендерному принципу: между кроватями мальчиков и девочек был устроен проход.

Те же кровати, только без постелей и матрацев, стояли в прежнем положении.

В дальнем углу когда-то спала Ира, я вспомнил ее уже совершенно отчетливо. В эту девочку высоченного, как мне тогда казалось, роста я влюбился до такой степени, что день за днем, оказываясь на расстоянии вытянутой руки от нее, замирал в благоговейном оцепенении. Однако ночь, изменяющая видимый мир, преображала меня: дождавшись полуночи, я тихо вставал и, перейдя воображаемую «красную линию», оказывался на девичьей половине рядом с Ириной кроватью. Дальше происходило вот что: нерешительный прилюдно, я вдруг обретал удивительную смелость (даже наглость) и, опустившись на колени, совсем по-взрослому целовал девичью щеку. Подозреваю, что Ира не спала, а подобно царским невестам лишь притворялась спящей.

Но стоило взойти солнцу, как мы вновь превращались в шестилетних детей. В моем случае все еще усугублялось проклятым энурезом[7]. Уснув, я почти каждую ночь видел во сне унитаз, призывно белевший… Утром воспитательница выдавала новое белье и, пока я перестилал постель, отпускала в мой адрес малоприятные замечания. А поскольку мальчики и девочки спали в общей зале, позор мой был очевиден каждому.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды вечером в проходе между кроватями не выстроилась очередь за водой. Воспитательница, как обычно, притащила полный бидон. В очередь жаждущих встал и я со своей маленькой чашкой, причем, случайно или намеренно, оказался за Ирой. Оцепенение уже начало охватывать меня, когда она, обернувшись, сказала:

— Максим, а разве тебе можно пить воду на ночь?

Я ничего не ответил.

Первая любовь упала с небесной высоты и разбилась вдребезги.

В полном отчаянии подставил я чашку под половник, отошел к окну, медленно выпил воду, наблюдая за причудливой игрой теней в вечернем воздухе, приложился горячим лбом к оконному стеклу и неожиданно для самого себя, прямой, холодный, как сталь, снова встал в очередь.

Стоит ли говорить, что на следующее утро проснулся я в тропическом океане.

…По мере того как я вглядывался, словно в аквариум, в залу за стеклом, все более четко, до голосов и лиц, проступала передо мной эта картина.

Внезапно я увидел, что смотрю прямо в глаза своему темному отражению, в необъяснимом испуге отшатнулся от окна, и тогда тот, другой, стремительно отступил в глубину залы.

От резкого движения хрустнул под ногой растрескавшийся от времени бетонный цоколь; я потерял равновесие и, чтобы не упасть, резко наклонился вперед, несильно ударившись лбом о прозрачную перегородку.

Полуночный человек прыгнул.

Татьяна Корсакова

Татьяна Корсакова по профессии медик. После окончания медицинского университета работала участковым терапевтом, врачом военно-призывной комиссии… И ныне, несмотря на успех ее книг на рынке любовно-мистических романов, Татьяна продолжает врачебную деятельность, а еще умудряется воспитывать двоих сыновей.

Все счастливые семьи…

Большой город встретил пылью и изнуряющей жарой, но мне, семнадцатилетней и необстрелянной, хотелось думать, что это радушные объятия. А еще хотелось пить, к маме и снять наконец босоножки на высоком каблуке. Каблуки были вызовом. Покорять большой город нужно непременно на высоких каблуках. Ну, мне тогда так казалось. До тех пор, пока на помощь здравому смыслу не пришла боль в стертых до крови ногах. Но, увы, было уже поздно.

Большой город не спешил покоряться, прятал от нахальной провинциалки нужные остановки и троллейбусные маршруты, водил кругами, как водит леший несчастных, заблудившихся в непролазной чаще. А потом наконец вытолкнул к закованному в гранитную броню семиэтажному зданию. Наверное, решил окончательно задавить масштабом и монументальностью.