С незапамятных времен в этих местах господствует стая лесных волков. Волки эти высоконогие, туловище у них тонкое и длинное, приспособленное к глубокому подлеморскому снегу.
А гранитная скала на мысу, похожая на колокольню, была кормилицей этих хищников.
Где бы ни напали волки на копытного зверя, он неизменно, спасаясь от погони, бежал под защиту коварной скалы, чтоб, вскочив на ее вершину, остаться живым. Но из спасительного маяка скала превращалась в предательницу. Обезумевший от страха зверь, подбежав к высокой гранитной ограде и не найдя иного выхода, спускался вниз, на скользкий морской лед. Здесь и настигали несчастного волки и вмиг разрывали на куски.
Еще издали зоркий Бимба заметил лежавший на льду темный предмет.
— Однако, шашлык жарить буду.
— Погоди, Бим, не загадывай вперед.
Подъехав, путники увидели прекрасные ветвистые рога на голом черепе.
— Голодные были…
— Вчера голодны — сёдни сыты… Нам оставят махан.
— Надеяться на волчье великодушие не будем… Как зверь свалится на льду — так и в драку вступим.
— Однако, шибко драться будем.
— Да, придется, Бим, волчья стая не любит уступать свою добычу. Это очень опасно.
— Ничево, Зенфран, волка боюсь — тайга не ходи.
Недалеко от устья таежной речки спряталось подобие человеческого жилья — несколько плах составлено конусом. Зенон Францевич, оставив Бимбу готовить завтрак, пошел в разведку.
Пройдя километра три вверх по речке, Сватош увидел свежие следы лосей. Семья… Она так и пасется здесь. Чего стоит выследить и убить сохача… Нет!.. Какая же мы с Бимом в том случае стража природы… Э-эх!
Вернувшись к юрте, он не застал товарища. В юрте горел веселый костер, из котелка шел пар. «Наверно, ушел по дрова», — успел лишь подумать, как услышал шаги товарища. «У-у-ух» — грохнулся сброшенный с плеч огромный кряж.
— Бим, ты же надсадишься от такой тяжести.
— Э, Зенфран, пустяк… палка! Давай чай пить будем.
Бимба нет-нет да украдкой посмотрит на Сватоша и качает головой.
— Ты что так смотришь, Бим?
— Охо-хо, мясо бурят есть, хлеб нету — ничево, а ты…
— Я тоже стал бурятом… Кушай, Бим, не обращай внимания на меня…
Ловко орудуя ножом, Бимба быстро съел свой кусок. Ему явно не хватило, и он начал пить «чай», чтоб наполнить желудок.
Укрывшись собачьими тулупами, крепко спят друзья. Милый лениво хрумкает грубое таежное сено. Недавно начавшаяся ангара[25] подняла однообразный шум в прибрежном кедраче. Хорошо убаюкивает своим торжественным гуденьем матушка тайга. Сладко спится с устатку. А она по-матерински склонила свою зеленую голову и добродушно улыбается спящим людям, так самоотверженно охраняющим ее богатства. Сватош сквозь сон слышит шепелявый ее шепот: «ш-ш-ш-шынки мои, ш-ш-ш-шпите».
В вечерних сумерках Сватош с Бимбой подъехали к мысу и в ледяной «ограде» меж конусообразных сокуев распрягли лошадь.
— Ну, Миленький, оставайся здесь да будь умницей, — разговаривает со своим жеребцом Сватош, — ты, Бим, не привязывай его… В случае чего отобьется и прибежит к нам.
У самого прижима, под ветреной стороной, они сделали из толстых кусков льда засаду и устроились караулить.
Такую ночь коротать у таежного костра — и то нелегкое дело, но по привычке все же можно. А друзьям пришлось сидеть на голом потрескивающем льду, боясь сделать лишнее движение.
К полуночи они так озябли, что им казалось — мороз проник в легкие, в сердце, в жилы; он колет и сжимает сердце, затрудняет дыхание.
Где-то далеко вверху, по кромке скалы, пронесся шорох, застучали мелкие камешки.
Люди замерли.
Шумок все яснее, все ближе.
Вдруг застучала четкая дробь. На белый лед выкатились три черные фигуры. Они то увеличиваются, то уменьшаются, то увеличиваются, то уменьшаются.
Это несчастные животные на предательском скользком льду падают и поднимаются, чтобы снова упасть. А вот и стая волков.
Раздался душераздирающий предсмертный рев. Послышался лязг клыков, хруст сломанных костей… Сватош схватился за ружье. Онемевшие пальцы не повинуются.
— С-стреляй, Бим! Стреляй!
Он не слышит, а только видит, как из ствола винтовки бурята частыми плевками вылетает огонек. Волки подскакивают вверх, сваливаются на лед. Вдруг один из них бросился к Сватошу, но на бегу перевернулся недалеко от него. Второй тоже уткнулся в лед; третий промелькнул совсем рядом, вздыбился и огромной тенью заслонил все. Перед самым лицом Сватоша лязгнули зубы, но в этот миг раздался оглушительный удар, и все смолкло.
— Зенфран, мы живем!!!
— Бим, ты великий стрелок! Ты… — голос Сватоша задрожал. Благо, что ночь умело скрывает скупые мужские слезы и свято хранит свою тайну.
