Моя леди Джейн - [113]

Много лет потом войска Генриха гоняли подраставшую королеву с места на место по всему шотландскому нагорью, но так и не смогли ее захватить. Говорили, что спастись ей помогла эзианская магия. Ей очень ловко удавалось исчезать, словно легкий дымок, из любых укрытий. Именно поэтому Генрих, хоть он обычно и относился терпимо к эзианам, сам оказавшись одним из них, шотландских эзиан решил примерно наказать за то, что они предоставляли Марии убежище. Эдуард не сомневался, что именно в этот период была сожжена и хижина родителей Грейси. Из-за того лишь, что его отец злился на маленькую девочку.

В народе ту эпоху прозвали эпохой Грубого ухаживания. С акцентом, конечно, на «Грубого».

Эдуард, напомним, все это время оставался еще ребенком, но помнил, как ему твердили, что он должен жениться на королеве. Помнил и то, как подолгу разглядывал портрет Марии Стюарт, висевший в одной из галерей дворца. Крошке было не больше четырех лет, когда писали этот портрет, но она уже тогда явно научилась держать себя по-королевски. Черные глаза смотрели на Эдуарда с яростным укором. «Терпеть тебя не могу, – будто доносилось до него с картины. – И всегда буду ненавидеть. Бога моли, чтобы мы никогда не поженились. Я превращу твою жизнь в кошмар наяву!»

Смерть отца принесла Эдуарду облегчение: ему не надо было больше добиваться руки шотландской королевы Марии Стюарт. Она ускользнула от него под покровительственную длань французского короля и жила с тех пор вместе с его семьей в Лувре.

Однажды, несколько лет назад, они встретились. Он тогда ездил в Париж заключать мирный договор с французами. Ей уже исполнилось восемь лет. Ему ее представили как нареченную невесту дофина Франциска (Эдуард никак не мог отвязаться от мысли, что слово это звучит очень похоже на «дельфина» – довольно странный титул для принца). Мария присела в глубоком реверансе. Английский гость поклонился. Она пожирала его взглядом, точно таким же мстительным, как на портрете. Эдуард постарался сбавить напряжение, сказав что-то комплиментарное о ее туфельках.

В ответ она наступила ему на ногу.

Больно.

Ее немедленно увели в личные покои, поскольку благородным молодым особам не следует обижать королей, но Эдуард в общем не обиделся. Более того, он страшно обрадовался тому, что им не придется больше вести беседу и даже, судя по всему, видеться. Никогда.

И вот пожалуйста, он снова в Лувре, приехал просить помощи у короля Франции – и привлечь на свою сторону Шотландию тоже будет, конечно, нелишним. Так, по крайней мере, сказала Бесс, а ей Эдуард всегда верил безоговорочно.

Ничего из этого он, естественно, не стал объяснять Грейси.

– Поговори с ней, если подвернется случай, – попросил он. – Петь мне дифирамбы не надо. Просто расскажи мою историю – все, что ты сама знаешь. Посмотрим, не пойдет ли она на то, чтобы оказать нам поддержку – любую, какая в ее власти. Во власти ее, пожалуй, не многое, во всяком случае здесь, в Париже. К тому же она еще совсем молодая девушка, но…

– Ладно. – Грейси жестом остановила его поток слов. – Поговорю.

– Спасибо. – Ему казалось, что такой разговор будет с ее стороны вполне разумной платой хотя бы за неудобства, какие ему пришлось претерпеть, защищая ее права на тот славный нож.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошли Джейн и Бесс, обе, судя по всему, еще утомленные от хлопот минувшей недели: со Стаей, медведем и недавней тайной переправой через Ла-Манш. Особенно вымотанной казалась Джейн – очевидно, она не спала.

– Ну вот, Эдуард, – улыбнулась она, – наконец-то ты снова выглядишь как настоящий король.

И в самом деле, впервые за долгое время он обрядился в панталоны, вышитые золотом плундры[33], шелковую нижнюю рубаху, золотисто-кремовый парчовый дублет[34] с пышными рукавами и поверх всего этого – в отороченную мехом бархатную мантию. Он уже успел отвыкнуть от тяжеловесности замысловатых нарядов – как-никак, несколько недель проходил, одетый крестьянином. Теперь он ощущал на себе все это великолепие, словно физическое свидетельство своей монаршей ответственности, и оно в прямом смысле слова давило на него.

– Вы, я вижу, тоже в полном блеске, дорогие мои дамы, – ответил он, переводя взгляд с Грейси на них и снова на Грейси.

Джейн приблизилась к нему и погладила рукой мех у него на мантии.

– Надеюсь, это не хорек, – сказала она.

– Горностай, – ответил Эдуард. – Я вообще думаю отказаться от мехов, когда все это закончится. Боюсь по ошибке вырядиться в шкуру какого-нибудь незадачливого эзианина.

– Согласна, – коротко бросила Джейн.

– Как там Гиффорд? – спросил король, внезапно ощутив, что ему не хватает общества молодого лорда.

Если Джейн ему сестра, то Ги теперь, наверное, брат? Во всяком случае, друг. Ничто так не скрепляет дружбу, как пережитая вместе опасность, подумалось ему. – Он все еще у тебя в немилости за тот поступок?

– Он в конюшне, – сухо сообщила Джейн.

– Пусть наказание не будет слишком долгим, Джейни, – вступился за друга Эдуард. – Ты же знаешь, он сделал это, чтобы защитить тебя от опасности.

– В том-то все и дело. – Она со вздохом опустилась на одно из богато украшенных кресел с гнутыми ножками и резьбой. – Не знаю, как с ним об этом говорить. Всякий раз, когда я пытаюсь, сразу чувствую себя сварливой, высокомерной и просто глупой. А это ведь на меня не похоже.