Моя душа темнеет - [5]

– Не благодари меня. Я лишь научила их бояться меня. Как это помогло тебе? В следующий раз ты ударишь первым, ты ударишь сильнее, ты покажешь, что твое имя означает страх и боль. И меня здесь не будет, чтобы тебя спасти.

Раду затрясся, изо всех сил стараясь не расплакаться. Он знал, что Лада ненавидит, когда он плачет, но она сделала ему больно. И поставила перед ним невыполнимую задачу. Другие мальчики были выше, злее, быстрее. Ладе удавалось их побеждать, но он этого умения был начисто лишен.

Весь долгий и унизительный путь обратно, когда он шел вслед за сестрой, Раду думал, как ему стать таким, как она. Бояре в ожидании сидели под шатрами и сплетничали, а слуги обмахивали их опахалами. Мирча беседовал с Владом Данешти и, увидев разбитое лицо Раду, явно обрадовался. Вероятно, он бы с удовольствием добавил еще пару ударов.

За спиной Лады Раду шагал гораздо увереннее, но все равно все взгляды были прикованы к ней. Бояре изумились, увидев княжескую дочку, горделиво выходящую из леса. Никто не удивился тому, что Раду перепачкан и окровавлен, хотя он и не был окровавлен настолько, как Арон и Андрей. Торопясь поскорее убежать от Лады, братья Данешти заплутали в лесу, и их пришлось искать.

После этого лесные состязания были отменены, а у боярских семей появился повод перешептываться о дочери князя. Она всегда опережала мальчишек своего возраста в навыках верховой езды и открыто требовала, чтобы ее обучали всему, чему обучают ее брата. Вместо того чтобы наказывать Ладу, их отец смеялся и гордился дочерью, дикой и яростной, как кабан. Если бы Раду вышел из леса победителем – заметили бы его?

Раду подслушивал эти разговоры, прячась за гобеленами, укрываясь в темных углах. Он видел, что Арон и Андрей посматривают на него и даже спустя две недели все еще жаждут застать в одиночестве. Лишь в окружении взрослых Раду мог, оставаясь в безопасности, улыбаться и общаться, пуская в ход все свое обаяние.

Лада была права. Она его не спасла. Взгляды врагов, когда они замечали его, красноречиво об этом свидетельствовали.

Поэтому он ждал, прятался и наблюдал. И потом, одним хрустящим осенним вечером, пошел в атаку.

– Привет, – сказал он. Его голос бы так светел и радостен, что вполне мог бы осветить сумерки.

Мальчик-слуга испугался и подпрыгнул, как от удара.

– Могу я вам чем-то помочь? – Его рубашка была заношена почти до дыр. Раду окинул взглядом острые линии его ключиц, длинные и тощие руки. Они, наверное, были ровесниками, но жизнь Раду была куда менее суровой. По крайней мере, еды всегда хватало.

Раду улыбнулся:

– Хочешь поесть?

Мальчик удивленно вытаращил глаза и кивнул.

Раду не понаслышке знал, каково это – когда никому нет до тебя дела. Служка Эмиль занимал такое низкое положение, что бояре, на которых он работал, его не замечали. Раду повел его в кухню.

***

По замку прокатилась волна краж. После каждого приема, на котором присутствовали боярские семьи, кто-нибудь замечал пропажу ожерелья, драгоценных перстней или памятного кулона. Это бросало тень на князя, и Влад объявил, что, кто бы ни стоял за этими преступлениями, он будет публично выпорот плетками и заключен в тюрьму навсегда. Между бояр пошли злобные и возмущенные пересуды, а Влад стал подозрительным и укрывался в замке, неся на плечах груз стыда за то, что он не в состоянии контролировать происходящее в его собственном доме.

Несколько недель спустя Раду стоял среди толпы, когда Арона и Андрея привязывали к столбу в центре площади. Их лица были мокрыми от слез и соплей.

– Зачем им было красть эти вещи? – с любопытством спросила наблюдавшая за ними Лада.

Раду пожал плечами:

– Все пропавшие драгоценности слуга обнаружил под их кроватями.

Слуга, который больше не умирал с голоду и который считал Раду своим лучшим и единственным другом на свете. Раду улыбнулся. Не было ни одной серьезной причины ждать так долго, откладывая наказание врагов и продлевая позор отца. Но предвкушение было сладким. А теперь наконец реванш.

Лада повернулась к нему, с подозрением сдвинув брови:

– Это сделал ты?

– Можно побить кого-либо, и не прибегая к кулакам, – Раду ткнул ее пальцем в бок.

Она рассмеялась, приведя его в изумление. Он выпрямился и горделиво усмехнулся: ему удалось удивить и развеселить Ладу. Она никогда не смеялась – только над ним. Наконец-то он сделал что-то правильно!

Началась порка.

Улыбка Раду завяла и умерла. Он отвел взгляд в сторону. Теперь он был в безопасности. И Лада гордилась им, чего прежде никогда не случалось. Он старался думать только об этом и не обращать внимания на то, как больно скрутило его живот, когда Арон и Андрей взвыли от боли. Он хотел, чтобы рядом оказалась его няня, обняла и утешила его, и от этого ему тоже стало стыдно.

Лада наблюдала за поркой оценивающим взглядом.

– И все же, – сказала она, – кулаки быстрее.

5

1446 год. Куртя-де-Арджеш, Валахия

В самый разгар лета двенадцатого года жизни Лады, когда чума налетела с настойчивым гудением тысяч черно-синих мух, Влад увез Ладу и Раду из города. Мирча, их мучитель и старший брат, находился в Трансильвании, смягчая конфликты. Лада была в восторге от того, что у всех на виду скакала верхом рядом с отцом. Раду, няня и Богдан ехали вслед за ними, а чуть поодаль скакали стражники отца. Влад указывал на различные приметы сельской местности: едва заметную тропу, взбиравшуюся вверх по склону горы, на древнее кладбище с гладкими камнями на могилах давно позабытых людей, на фермеров, рывших канавы, чтобы наполнить их водой из реки для своих посевов. Она впитывала его слова с большей жаждой, чем иссохшая земля.