Моя деревня - [33]
Б о б р о в А н а т о л и й С е р г е е в и ч — механизатор.
Ж е н ь к а — студент-дипломник.
С а б у р о в А н д р е й И в а н о в и ч — парторг колхоза.
М а т ь К у з ь м ы.
П р е д с е д а т е л ь.
В сценках и эпизодах:
В а с и л и й — старший сын Черновых.
М а р и я И в а н о в н а — работница сельхозуправления.
Д о я р к и, г о с т и, о ф и ц и а л ь н ы е л и ц а.
Наши дни. Далекое село.
ПРОЛОГ
Лето 45-го года. Светлый день. Дом Черновых, полно народу за столом. Во главе стола сидит с забинтованной рукой К у з ь м а, рядом с м а т е р ь ю. Слева от него сидит молоденькая, повязанная платочком К а т ю ш а К о л о с к о в а — невеста Кузьмы. К и с е л е в, в полуфлотской одежде, стоит, высоко подняв стакан с вином.
К и с е л е в. Дорогие товарищи, граждане односельчане! Вот и дождались мы светлого дня: еще один наш, деревенский, наш герой-танкист, механик Кузьма… Петрович Чернов возвернулся после победы в родной дом. Это очень приятно и радостно! Это значит — еще на одного героя-гвардейца крепче стал наш колхоз «Красный партизан». За Кузьму! Пей, Кузя!
К у з ь м а (смущенно). Да я, братцы, и на фронте-то в самую лютую стужу свои положенные сто граммов водителю уступал…
Г о л о с а. Ну как так можно?
— В такой день — и не причаститься?!
— Пей, Кузьма, не обижай!
— Может, тебе наша самодельная не ндравится? Есть казенная…
М а т ь. Не дожил батя до этого светлого дня, еще в первые дни на границе полег, а то бы порадовался, на тебя глядючи… Выпей, сынок!
К а т ю ш а. Выпейте, Кузьма Петрович, меня хоть уважьте!
Кузьма выпил залпом, захлебнулся, не может перевести дух.
М а т ь. Это хорошо, Кузенька, что к этому зеленому змию не пристрастился…
К у з ь м а (переведя дух). Простите, люди, но врачи мне в госпитале сказали, что, пока раны окончательно не подживут, об этом деле и думать не смей!
К и с е л е в. Это хорошо. Но все же еще раз тебе придется выпить. За наш колхоз, за нашу победу, за нашу родную Советскую власть, которая над лютым врагом одоление произвела!
М а т ь. Выпей, сынок! За такое не выпить грех. Смотри, сколь людей из нашего села на войну ушло! А сколь вернулось? Только ты да вот Николай Киселев… Выпей, сынок…
К и с е л е в. Ну что, «гвардия», или в отступление пошел?
Кузьма выпил.
Вот это по-нашему, по-фронтовому. Нет, люди! А вы только гляньте, как он на нашу Катюшу глаз косит! Нет, вы только гляньте! Дело явно к свадьбе идет. А ты знаешь, Кузьма Петрович, как себя тут твоя невеста без тебя проявила?.. Я-то вот на четыре месяца раньше твоего демобилизовался, и тоже по ранениям… Так вот, значится… Катюша, как я ферму принял, она ведь самая что ни на есть наипервейшая доярка стала. Кончила десятилетку, а дальше в институт или еще в какую академию ведь не пошла, а все возможности имела… Так что тебе невеста добрая достается… Недаром она тебя всю воину ждала. Ну что, братцы? Выпьем еще по одной за жениха и невесту…
Г о л о с а. Выпить бы можно, но только так ведь пьют разве что на свадьбе… — А свадьбу надо бы отметить…
К у з ь м а. Пусть сейчас и будет свадьба! Как, Катюша?
К а т ю ш а. Да что вы, Кузьма Петрович…
К у з ь м а. А чего? Или ты не невеста мне, а я не жених? Или, может, кто другой тут без меня у тебя на горизонте показался?
К а т ю ш а. Ну что вы такое только говорите, Кузьма Петрович?!
К у з ь м а. Ну, так в чем тогда дело? Может, не люб я такой? Малость, правда, подкалечен, но руки-ноги при мне, а кожа, что обгорела, так ее ж под рубахой не видать…
Мать утирает слезы.
Полно, маманя, всхлипывать… Люди вон, да и батя тоже, жизни свои положили, а кожа — да шут с ней, с кожей-то, — скажите спасибо, что хоть такой на своих ногах пришел. (Кате.) Ну что, Катюша? Согласна?
Катя опустила голову.
Наливай, Николай-морячок! Она согласна!
Наливает вино.
Мы тут такое в нашем колхозе развернем, что будь здоров, не кашляй! Я хоть не могу за трактор садиться, но механику-то хорошо знаю. Так что с нашим союзом с тобою придет в колхоз семья не только доброй доярки, но и грамотного механика! Вот за это я готов выпить! Но — в последний раз! (Пьет.)
Г о л о с а. Горько! Горько!
— Да полно вам, девки! Ведь еще не свадьба!
К и с е л е в. А это ничего! Хошь поцеловаться, танкист, — целуйся! Чай, не чужая, а жена твоя… будущая. Целуй ее, распрекрасную! Горько!
Г о л о с а. Горько!
Мать утирает умильные слезы, а Кузьма, встав вместе с Катюшей, застыл в долгом поцелуе.
З а т е м н е н и е.
Ночь. Та же изба. Возле печи стол. Горит настольная лампа. Воет зимний ветер. Охает на печи больная м а т ь. Над лежанкой висит люлька. К у з ь м а чертит чертеж. Временами отрывается и качает люльку. Младенец плачет.
К у з ь м а. Не плачь, доченька, не плачь, Ларочка. Вот сейчас придет мама, даст тебе поесть. Придет братик Васенька, он тебя полялькает. Не плачь, моя маленькая… папке еще немного осталось, еще один узел начертим — и готова система подачи воды на ферму… И не таскать мамке ту воду на руках. Мамань, а мамань! Худо вам, что ли?
Г о л о с м а т е р и. Да ладно, сынок… Мне, видать, теперь не полегшает… Я чего тебе, Кузенька, сказать хотела… Если со мной что произойдет… А к тому идет…