Мой путь в Скапа-Флоу - [36]

Я приказываю догнать спасательные лодки с англичанина. Они следуют под парусами и вёслами одновременно. Очевидно, пытаются уйти от нас.

«Не забывай, что это — потерпевшие кораблекрушение», — вдалбливаю я самому себе, пытаясь успокоить взбешённое сознание.

Недалеко от шлюпки с капитаном «Гартавона» мы замедляем ход и останавливаемся. Расстояние около десяти метров. Я склоняюсь через поручень:

— Кто капитан?

На корме шлюпки встаёт стройный белокурый моряк. Капитан «Гартавона», это сразу видно, такой он ухоженный, джентльмен с головы до ног. Рядом с ним на вёсельной банке — старший механик. Как он ухмыляется! Издевательский оскал белых зубов сквозь густую бороду. Конечно, это именно он запустил судно на нас! И лицемерный капитан знал об этом!

— Остались ли ещё люди на борту? — кричу я.

Капитан, сложив руки рупором:

— Нет, сэр.

— Так как вы совершили воинственный акт, я не буду радировать о вас, — кричу я, — но я пошлю к вам нейтральное судно, если я его встречу.

Капитан даёт знак, что он понял. И затем, после короткой паузы, спрашивает:

— Могу я теперь продолжить путь?

— Да, уходите! — заканчиваю я переговоры.

Он приветствует ещё раз. Я отвечаю.

Мы вежливы и внимательны друг к другу, поистине благородные противники, как из школьной книги для чтения. Но за этой вежливостью прячется взаимная ненависть двух народов, которые сошлись в последнем, решающем поединке, решая вопрос, быть или не быть им в этом мире…

Мы возвращаемся назад, к «Гартавону». Он продолжает описывать громадную циркуляцию, как ослепшая овца.

Для экономии торпед мы делаем несколько артиллерийских выстрелов в корпус. Борт раскраивается, и оттуда вырывается облако пара.

«Гартавон» медленно погружается.

Слишком медленно! Ещё выстрел!

Судно заваливается набок, как подстреленный зверь, и переворачивается. На мгновение появляются зелёное днище и киль, обросшие ракушкой и водорослями, и судно исчезает в морской пучине…

Война с каждым днём становится всё более ожесточённой. Англичане вооружают свои торговые суда артиллерией и, кроме того, собирают их в конвои.

Нас уведомляют об этом и дают указание: «Каждое судно во вражеском конвое должно торпедироваться сразу и без предупреждения». И у подводников рождается поговорка: «Кто следует в конвое, тот с ним и гибнет».

Я ещё не имел контакта ни с одним из конвоев. К сожалению.

Но вот однажды зимним вечером мы видим на горизонте облако дыма. Затем мачты большого судна. Вот и ещё одно. И, наконец, вырастает целый лес мачт! Мы насчитываем двенадцать пароходов в сопровождении пяти эсминцев.

Мы погружаемся… Противолодочный манёвр вынуждает большие суда периодически изменять курс. Юркие, быстрые эсминцы мечутся вокруг них на зигзаге.

Мы следуем встречными курсами. Снова и снова я командую об изменении курса и хода. И снова и снова осторожно, как антенны улитки, поднимается над волной и опускается в зелёную воду труба перископа. Это нелегко — отслеживать манёвр противника. Порядочная волна. Серая мгла плотно нависла над водой. Ветер — норд-вест, точно нам навстречу. Кроме того, постепенно уменьшается освещённость.

Когда, наконец, наступает вечер, небо и море сливаются в неразличимую серую пелену. По правилам настоящей охоты в такой мгле стрелять уже нельзя. Это было бы нерасчётливо. Но в нашей охоте действуют другие правила.

Я удерживаю всё «стадо» в поле зрения. И одновременно выбираю жертву. Это широкий танкер, третий в ряду. Он больше по размерам и тяжелее, чем другие суда, а кроме того, танкер особенно ценен. Мне памятны слова Джеллико[24], что «союзники однажды приплыли к победе на волне нефти». Но на этот раз «волна» не достигнет морского берега…

Мы сближаемся настолько, что я вынужден снизить ход. Под водой совершенно отчётливо слышен тяжёлый, ритмичный шум работы машин танкера. В поле зрения перископа вырастает его носовая часть. Огромная чёрная стена поднимается перед глазами и заполняет собой всё видимое пространство.

— Аппарат, пли! — командую я.

Сила отдачи сотрясает корпус лодки. Внизу, в центральном посту, Шпар монотонным голосом отсчитывает «… пятнадцать…»

Уже пятнадцать секунд, и никакого взрыва! Это невозможно! Неужели промах? На таком коротком расстоянии?!

Ах, какая нелепая ошибка! Смешно, но я забыл переключить приближение в окуляре перископа… В этот момент глухой удар… взрыв! Ура! Попадание!

Осторожно поднимаем перископ. Яркий, слепящий свет! Из корпуса танкера вверх поднимается громадный столб огня. На глаз его высота метров сто пятьдесят.

В нашем направлении спешат два эсминца.

— Внимание, эсминцы! — реву я в лодку.

И уже взрываются первые глубинные бомбы. Лодку сотрясает от жестоких ударов по корпусу…

Эсминцы проходят мимо. Томительная пауза… И затем снова, во второй раз, ещё ближе, ещё резче звуки разрывов серий глубинных бомб. Такое впечатление, что лодку схватил в свои лапы великан и встряхивает её, как погремушку.

Снова затишье. И снова грохочущий шум винтов эсминца, рвущий нервы. Третья серия глубинных бомб… На этот раз взрывы ложатся совсем рядом. Страшные удары по корпусу. Лодка подпрыгивает. Звон разбитых плафонов, хлопки лопающихся лампочек. Лодка погружается в полумрак. Прыгают стрелки глубиномеров, и вдребезги разлетаются их стёкла…