Мой путь в Скапа-Флоу - [35]

В лодке встаёт офицер и показывает на «Боснию»:

— На борту!

Я смотрю на судно. Оно постепенно погружается, как плавающий вулкан. Надстройка пылает в огне и окутана дымом.

— Что он там делает?

— Сжигает бумаги.

Я мысленно представляю себе эту ситуацию. Там, на горящем судне, без спасательных средств, в сотнях миль от своей страны, он стоит в огне и чаде, уничтожает судовые документы, чтобы они не попали в руки врага. Почёт и уважение!

— А вы кто? — спрашиваю я офицера.

Он козыряет:

— Первый помощник капитана «Боснии»!

— Поднимитесь к нам на борт!

Он карабкается на борт лодки, и Дитмер помогает ему. Собственно, он вовсе не выглядит как моряк. Толстый и рыхлый; очевидно, слабый физически. Когда он стоя выпрямляется на палубе, то, повернувшись к рубке, снова подносит руку к козырьку.

Между тем мы передаём боя на вторую спасательную шлюпку «Боснии», а сами направляемся к подошедшему судну. Большой норвежец, высоко сидящий в воде.

Попутно мы обнаруживаем в воде ещё одного потерпевшего. Мы останавливаемся, и Замманн с Дитмером поднимают его на палубу.

Я спускаюсь с рубки и смотрю на выловленного. Он не подаёт признаков жизни. Маленький, худощавый, ещё довольно молодой, но загнанный, как старая кляча. В порах кожи на лице — чёрная угольная пыль. Повидимому, кочегар с «Боснии».

Замманн стянул с него куртку и рубашку, вместе с Дитмером делают искусственное дыхание. Рёбра парня выпирают, как решетчатые прутья клетки.

Рядом со мной на всю эту процедуру смотрит первый помощник с «Боснии». Внезапно он поворачивается ко мне и говорит:

— Немцы, однако, великодушный народ, сэр.

Я смотрю на него, упитанного, ухоженного и, очевидно, довольного проявленной им раболепской хитростью. И, не сдерживаясь, грубо отвечаю:

— Кормили бы вы получше беднягу…

Снова поднимаюсь на мостик. Норвежец совсем близко. На фок-мачте хорошо различим национальный флаг. Чёрный корпус, как скала, круто возвышается над водой.

Мы семафорим: «Примите, пожалуйста, людей с английского судна». С борта отвечают «Ясно» и спускают на воду спасательную шлюпку.

Когда она подходит к нам, первым передают маленького кочегара. Он всё ещё без сознания. Затем в спасательную шлюпку переходит первый помощник. Он приветствует нас ещё раз.

Я говорю со старшим норвежской спасательной лодки и объясняю ему ситуацию. Показываю на шлюпки с людьми с «Боснии»…

Как раз в этот момент с борта «Боснии» в воду прыгает человек. Это, должно быть, капитан. По-видимому, он покончил со своими бумагами.

— Его тоже нужно спасти, — говорю я.

Норвежец кивает, и шлюпка отходит.

Затем мы ждём, пока не закончится спасательная операция. Это продолжается довольно долго.

Наши наблюдатели непрерывно следят за горизонтом. Ситуация напряжённая, поскольку «Босния» подала сигнал «SOS», а облако дыма над ней видно на сотни миль вокруг.

Наконец норвежец салютует флагом и поворачивает на зюйд. Чтобы побыстрее завершить дело, мы должны пожертвовать торпедой.

Перед выстрелом на палубе собирается почти весь экипаж. Это наш первый боевой выстрел торпедой в этой войне, и каждый хочет наблюдать её действие. Все мы видели картины прошлой войны — как после попадания торпедой пароход сначала погружается носом, затем встаёт на дыбы, и как затем, высоко задрав корму, скользит вниз, на грунт.

Но здесь всё совершенно иначе. Лишено патетики, по-деловому и, вероятно, именно потому ещё более страшно. Глухой удар… Столб воды от взрыва вздымается на высоту мачт. Затем столб обрушивается в воду, судно разламывается посередине на две части, которые, как огромные скалы, в считанные секунды исчезают в глубине. Качающиеся на волнах куски древесины, ящики, пустые шлюпки — это всё, что остаётся от судна.

Полным ходом мы уходим на норд. Следующее судно мы встречаем только через два дня. Снова англичанин. «Гартавон» — значится большими белыми буквами на его корпусе. Грузовое судно, которое я оцениваю в три тысячи тонн.

Мы всплываем за его кормой и даём предупредительный выстрел.

Судно не останавливается. Радирует о помощи.

Тогда следует второй выстрел прямо над ним.

Теперь он останавливается, и радиопередатчик умолкает. Команда спускает спасательные шлюпки. Удивительно, с какой ловкостью они это делают. Ни замешательства, ни ошибочных действий. Дело ладится, как при тренировке.

«Хорошая подготовка экипажа», — признаю я невольно.

Как только шлюпки спускаются на воду, начинается посадка команды. Затем шлюпки удаляются от судна. Вёсла движутся согласованно, гребки короткие и быстрые. Через некоторое время они ставят паруса. Тоже чётко, согласованно и быстро.

Я перевожу бинокль на покинутое судно. Меня пронизывает ужас… «Гартавон», оставшийся без экипажа, дал ход и разворачивается на лодку!

Вот оно что: при оставлении судна они запустили двигатель и переложили руль на нас…

— Обе машины самый полный вперёд! — кричу я вниз.

Мучительно долгие секунды… «Гартавон» подходит всё ближе. Тут от бешеного вращения винтов за кормой лодки вскипает вода, и мы буквально пулей вылетаем из-под его форштевня. Пароход проходит так близко, что его носовой бурун обрушивается на корму лодки…

Холодная ярость охватывает меня.