Мой путь в Скапа-Флоу - [24]
Мы подолгу обсуждали это горестное время и недееспособность правительства, которое позволило народному хозяйству прийти в упадок. Эти споры были очень интересны, но если дела пошли бы так и далее, то моя доля дохода в конце месяца составила бы ровно половину от ничего.
Хинкельхаус решился, наконец, для поиска клиентов отправиться по судам. Я же должен был дежурить в бюро. Таким образом, я остался один и подолгу смотрел наружу на серую улицу, на кровли крыш у железнодорожной насыпи, и ждал. Но клиенты не приходили.
Спустя восемь дней юридическая консультация закрылась. Навсегда.
Я снова оказался не у дел. Теперь оставался только один путь: на биржу труда.
Утром я отправлялся к старому жилому дому бедноты в Георгенринге.
В серой и грязной комнате ожидания уже сидели несколько людей. Они выглядели изнурёнными, совершенно изношенными, как будто нужда полностью выела их изнутри, и от них осталась только оболочка. Каждый раз, когда раздавался звонок, вставал один из них и исчезал за дверью с молочными стёклами.
Наконец пришёл мой черёд. Я одёрнул свой костюм и вошёл. За барьером сидел и писал мужичонка с жидкими седыми волосами. Усталым, притуплённым взглядом он посмотрел на меня поверх стёкол очков:
— Имя… Профессия… Дата рождения…
Его перо скрипело, и зелёный нарукавник медленно полз вслед за ним по бумаге.
— Почему вы явились только теперь?
— Потому что сначала я пытался найти работу сам.
— Ну да, — сказал он и протянул мне регистрационное удостоверение безработного. — Первое денежное пособие — через три недели на Геллертштрассе.
— А как быть до тех пор? — спросил я покорно.
Но он уже нажимал на кнопку звонка для вызова следующего посетителя.
В середине марта я отправился за пособием на Геллертштрассе. Хотя я и пришёл туда пораньше, к восьми часам утра, но застал там уже многих других посетителей.
Очередь, как длинная серая змея, маленькими толчками медленно продвигалась вперёд.
«Рум-бум…» — гремит штемпель в окошечке. Очередной готов, и все смещаются на шаг вперёд. «Рум-бум… Рум-бум…» Два шага. Очередь перемещается ритмично, напоминая процессию нищеты. Ритмично, в такт ударам литавр нужды.
Подошла моя очередь. Всё произошло так же быстро. Я спрятал деньги и быстро вышел. К этому времени очередь стала ещё длиннее. Притуплённые взгляды, безысходность, затхлый запах бедности. И постоянное «рум-бум… рум-бум…», которое действует так удручающе.
Я вышел на улицу. Идти было некуда… Я остался на самой нижней ступеньке жизни. Почему? Как это зависело от меня самого?
Годы пребывания на морских судах никак не похожи на жизнь сыра в масле. И теперь, когда я пробился, наконец, через все препоны, земля стала уходить из-под моих ног. В свои двадцать четыре года я был обездолен и опустошён.
Почему? Каждый, кого ни спроси, пожимал плечами: «Да, мой дорогой, нет никакой работы, такова жизнь!» Чёрт побери! Почему эти, там наверху, министры, партийные бонзы, чиновники, ничего не делали, чтобы всё изменить?! Как они могли спать спокойно, если здесь молодой человек, здоровый и сильный, нуждается в работе… жаждет работы! И при этом истлевает от безделья, как гнилая солома!
Жалкая подачка, которую они бросали нам, спасала только от голодной смерти. Да и её-то давали вынужденно, так как страшились нашего отчаяния. И при этом безнравственно обволакивали нищенские гроши лживыми статьями своих газет, которые были переполнены прекрасными оборотами речи и социальным сочувствием. Ах, эти господа, они лишь катились накатанной дорогой своих предвыборных изречений: «Живи сам и позволяй жить другим»! Но действительность лишила их громкие фразы мишуры. Мы здесь, внизу, видели жизнь такой, какой она была на самом деле. «Живи сам и позволяй умирать другим!» — вот что было их настоящим девизом!
Меня охватила лютая ненависть к этому лживому безразличию. И в эти дни я стал членом национал-социалистского движения…
В колонне "Хундсгрюн"
Я заявил о своем желании вступить в организацию добровольной трудовой повинности.
Чтобы действовать наверняка, я написал одновременно в несколько трудовых лагерей. Но все они отклонили мою просьбу. Дескать, я уже недостаточно молод в свои двадцать четыре года…
Только Лампрехт, руководитель лагеря в Фогтсберге, согласился взять меня. «Если вы согласны начать рядовым добровольцем, — писал он, — то можете прибыть».
Через три дня я выехал. Дорога была скучной. Одна получасовая стоянка в Плауене. Я шёл по маленькому городу с неровной булыжной мостовой и белыми домами ремесленников. Было жарко и пыльно. Конец августа, лето шло к закату, листва деревьев начала желтеть.
Я ощущал ущербность предстоящей жизни. Если бы речь шла о море, я был бы рад, а сейчас радоваться было нечему. Понятно, что любая активная деятельность лучше, чем гнилое прозябание в безделье. Но всё же я душой и телом уже был моряком, а моряк на суше чувствует себя как утка на берегу.
В саду одной из вилл сидела девушка, белокурая и вся в белом. Я смотрел на неё, и горько осознавал, что меня от неё отделяет гораздо большее, чем решётка палисадника.
Решение созрело мгновенно. Я зашел в цветочный магазин, купил розы и отправился прямиком в палисадник, в котором сидела девушка.
Немецкий офицер-подводник Гюнтер Прин рассказывает о боевых операциях подводных лодок Германии в Атлантике, непосредственным участником которых он был. Вы проследите за судьбой одного из самых удачливых капитанов, добившихся признания на родине и нанесшего непоправимый урон противнику. А также познакомитесь с подробностями сражения в заливе Скапа-Флоу, за которое Прин был удостоен высшей награды – Рыцарского креста с дубовыми листьями.
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.