Мой отец, его свинья и я - [9]

— Вот видишь, — сказал отец, — это не по ней! В другой раз будь, пожалуйста, поосторожнее!

После еды отец встал, посмотрел на свинью и сказал:

— Ну, мы пошли спать.

— Не уходите, посмотрим «Большую игру».

Мать встала из-за стола и пересела на диван. Свинья пошла за ней и уселась рядом с ней. Со стола убирала я.

Когда я вернулась в гостиную, мать, отец и свинья сидели на диване. Свинья посередине.

— Спокойной ночи, я тогда пошла, — сказала я.

— Смотрите, ва-банк! — воскликнула мать.

— Ну, как Хильда спала? — спросила мать, когда отец и свинья утром явились к завтраку.

— А кто это, Хильда? — Я посмотрела на моих родителей.

— Ну, Хильда, наша свинья, — сказал отец.

Мать намазала ломтик хлеба апельсиновым джемом и протянула его свинье. Свинья ела и при этом громко чавкала.

— А, тебе нравится! — Мать почесала чавкающую свинью за ухом.

— Сомневаюсь, чтоб ей это нравилось, — отец взял баночку «Нутеллы». — В последние дни я заметил у Хильды однозначную склонность к «Нутелле»!

Ложкой из-под апельсинового джема отец полез в баночку «Нутеллы» и намазал толстым слоем половинку булочки. И протянул её свинье. Свинья с аппетитом счавкала.

— Вот видишь! — сказал отец.

— А мне кажется, она предпочитает апельсиновый джем, — сказала я, заглядывая в полупустую баночку «Нутеллы».

Когда вечером отец вернулся домой, мать как раз гуляла со свиньёй.

— Без меня? — возмутился отец, надел куртку и пошёл их искать.

А я отправилась в магазин за продуктами.

Когда я вернулась, моих родителей всё ещё не было. Я принялась готовить ужин и поджарила свиное филе. Стол был уже накрыт, когда мои родители вернулись домой.

— Хм, как вкусно пахнет, — сказал отец.

Свинья тоже взволнованно принюхивалась. В гостиной отец посадил свинью на четвёртый стул.

— Лежать на полу всё-таки унизительно.

— Конечно, — сказала мать. — Приятного аппетита.

Я сняла крышку со сковородки.

— Что это? — вскричала мать.

Отец сердито посмотрел на меня. Свинья заинтересованно сунула своё рыло в сковородку. Мать разморозила упаковку кольраби. Я ела филе, тогда как свинья, отец и мать жевали свою кольраби. Время от времени отец с завистью поглядывал на мою тарелку. Мать встала. Она посмотрела на свинью.

— Мы идём спать.

Отец тоже встал:

— С каких это пор Хильда спит у тебя?

— Мне кажется, так ей будет лучше.

Мать отправилась в свою комнату. Свинья последовала за ней. Отец тоже.

На другой день после школы я отправилась в пешеходную зону, что по дороге к остановке. Там действительно стоял человек, который на сей раз держал на верёвке курицу. «Курица напрокат, — было написано на табличке, — исключительно выгодные условия».

— Извините.

Мужчина повернулся ко мне.

— На прошлой неделе отец взял у вас напрокат свинью.

— Верно, — сказал мужчина.

— Не могли бы вы забрать её назад? — спросила я. — Для меня это очень важно.

— Нет, — мужчина отрицательно покачал головой. — Аренда есть аренда. В лучшем случае я могу её обменять.

— На что?

— Да хоть на курицу, например.

— Согласна, — сказала я. — Сейчас я приведу свинью.

Дома я очень тихо открыла дверь квартиры. В гостиной никого не было. В кухне тоже никого. В комнате матери свинья лежала в кровати. Я взяла её на верёвку и повела в пешеходную зону.

Назад я вернулась с курицей. Дома всё ещё никого не было. Я посадила курицу на кровать матери.

Час спустя мать вернулась домой.

— Привет, детка, я пойду взгляну на Хильду! — Она бросила сумку на диван и пошла в свою комнату. Назад она вернулась побледневшая. — Не можешь ли ты пойти посмотреть, — сказала она, кто там в моей кровати, — свинья или курица?

— Конечно, могу.

Я пошла в её комнату. Когда я вернулась назад, мать сидела на диване. Я присела рядом с ней.

— Недавно приходил один человек, — сказала я. — Папа, видимо, проглядел одно условие в договоре аренды. По этому условию арендованное животное каждую неделю подлежит замене.

— Ну, погоди, — сказала мать. — Я ему покажу.

— Конечно! — сказала я.

VII

На мой тринадцатый день рождения мне подарили Гюнтера Грасса. Завёрнутый в прозрачную целлофановую плёнку, он сидел в кресле рядом со столиком для подарков.

— Вот все птички прилетели и расселись по ветвям! — запели мои родители.

Гюнтер Грасс не подпевал им. Да у него бы и не получилось — из-за трубки во рту, которая шишкой выпирала из целлофана.

Пока мои родители перечисляли всех птичек, которые меня поздравляли и счастья-радости желали, я успела как следует разглядеть Гюнтера Грасса. Он был такой же, как по телевизору, только совсем не шевелился. И только когда мои родители дошли до «расти большой и будь счастливой», он слегка вздрогнул. Потом песня кончилась. Мои родители принялись меня обнимать и желать всего самого лучшего. Я похвалила их за хорошее пение.

— А теперь, — сказал отец, указывая на столик с подарками, — ты можешь всё рассмотреть!

Я повернулась и воскликнула:

— О! — как будто только сейчас заметила этот столик.

Кроме Гюнтера Грасса, там было несколько больших и маленьких пакетиков, завёрнутых в жёлтую бумагу и перевязанных розовыми ленточками. Гюнтер Грасс тоже был украшен бантиком. Ленточка перехватывала целлофан над его головой. Я взяла из комода ножницы и направилась к Гюнтеру Грассу. Он снова вздрогнул и втянул голову в плечи.