Мой мир: рассказы и письма художницы - [18]

Шрифт
Интервал

А вообще-то жизнь натурщиков – не малина. Им хорошо живётся только тогда, когда они востребованы.

Работал у нас ещё знаменитый натурщик, который был известен под именем Иван Грозный. Его лицо мелькало на всех учебных просмотрах. Он был очень величествен. Как же, «царь» всё-таки! Выразительнейшее лицо.

Прошло много лет. И вот как-то поздно вечером я зашла в круглосуточный телефонный автомат на Пушкинской площади. Там на стуле дремал совсем одряхлевший Иван Грозный. Чувствовалось, что он болен. И, по-видимому, бездомный и никому уже не нужный.

Ещё был натурщик Некрасов, как две капли воды – Пушкин. Мне рассказывали, что его как-то нанял известный в послевоенное время художник Лактионов. Он отвёз своего Некрасова в Михайловское. Сшили натурщику костюм в духе пушкинского времени. И вот Некрасов по заданию художника стал разгуливать по парку, задумчиво заложив правую руку за борт «пушкинского» сюртука и подставляя курчавую голову ласковому ветерку «родных» пенат. А художник поглядывал на свою модель издалека и вдохновлялся, обдумывая, где и как его изобразить на будущей картине.

Рассказывали также, что приехала в это время в Михайловское экскурсия школьников во главе с учительницей литературы. Гуляли они по парку. И вот восторженная учительница остановила свою группу на аллее Керн и произнесла следующую речь: «Ах, как здесь всё напоено поэзией Пушкина! Здесь так живо чувствуется присутствие самого поэта, что не удивлюсь, если сейчас из-за этого поворота выйдет к нам на аллею сам Александр Сергеевич Пушкин!»

Только она это произнесла, Пушкин и вправду вышел. Вышел, заложив правую руку за борт сюртука и весело потряхивая курчавой головой. Школьники сначала обомлели, потом с диким визгом разбежались. Осталась на месте одна учительница, да и та лежала в глубоком обмороке поперёк аллеи Керн…

Вот ведь какие совпадения случаются в жизни.

Испанцы в русской деревне

Один наш знакомый, большой специалист по испанскому театру, хорошо знал испанский язык. У него было много друзей испанцев и в России, и в самой Испании. Как-то к нему приехали гости из Испании. Они были преподавателями русского языка и русской литературы. Гости просили нашего знакомого познакомить их с русской экзотикой, свозить их в глубинку, в настоящую русскую деревню.

Наталья Касаткина. Эскиз костюма к спектаклю. Сер. 1960-х – нач. 1970-х.

Бумага, гуашь. На полях карандашом: «Эскиз № 10. Глухонемой сапожник»


Наш знакомый и сам давно хотел навестить места, где любил бывать в молодости. Вот он и повёз своих друзей в Пошехонье, что в Рязанской области. Это были красивейшие места когда-то. Остановились они в маленькой, живописно расположенной среди лесов деревушке. Дед и бабушка, хозяева избушки, куда они зашли, охотно согласились приютить гостей. Испанцы положили свои вещи и сразу же пошли посмотреть окрестности. Бабушка пошла доить корову, а наш знакомый пристроился к затопленной печке просушить мокрые сапоги. На лавке стояла большая корзина грибов, видимо, хозяйка собиралась их посушить. Итак, наш знакомый (назовем его Ф.) и дед остались вдвоём. Первое время они сидели и разглядывали друг друга молча. У деда были пронзительные синие глаза. На его ногах были, несмотря на летнюю пору, новые валенки. Минут пять помолчали. Наконец Ф., застенчивый от природы, начал разговор: «А что, дедушка, ходишь ли ты в лес?» – бойко спросил он, стараясь изобразить из себя большого молодца. Дед помолчал, пожевал губами, посмотрел на свои руки, потом на часы, висевшие на стенке. Видимо, часы вдохновили его на ответ. Ответил он степенно и достаточно кратко: «Ну». И снова замолчал, ожидая следующего вопроса. Ошеломлённый ответом деда, Ф. не сразу сочинил второй вопрос. И спросил довольно глупо, глядя на корзину грибов, стоящую на лавке: «А есть ли в лесу грибы?» И опять дед подумал, прежде чем ответить. Потом ответил ёмко и кратко: «А то!» И опять замолчал. Разговор явно не клеился. И пока наш знакомый сочинял новый вопрос, дед ошеломил его контрвопросом: «А у вас там клопы есть ли?» Ф. в панике начал прикидывать, как лучше ответить: «Ну» или «А то»? Но ответить не успел. К счастью, вернулись испанцы. Да и хозяйка пришла и начала собирать на стол. Гости достали свои закуски и бутылочку, отчего дед радостно заулыбался. А хозяйка начала готовить яичницу на скорую руку. Способ приготовления яичницы удивил испанцев. Это была яичница с помидорами и луком. Такую обычно делают у них на родине. Бабушка поставила большую сковороду на стол и произнесла испанское название этой яичницы. Это было неожиданно. И старики рассказали, что много лет жили в Латинской Америке и только лет десять, как вернулись из эмиграции. Русский язык они не забыли, так как жили своей колонией в деревне. А на старости лет потянуло на Родину. Разговор постепенно перешёл на испанский язык. Дед оживился и стал значительно разговорчивей, чем вначале. После ужина хозяйка хорошо устроила гостей на ночь в горнице. Там было очень чисто и тепло. Нашего Ф. сначала не покидала беспокойная мысль о клопах. Быть может, думал он, дед не зря затронул эту тему, и на них тут набросятся целые полчища кровопийц. Но ничего такого не случилось.


Рекомендуем почитать
Памяти Н. Ф. Анненского

Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г.


Князь Андрей Волконский. Партитура жизни

Князь Андрей Волконский – уникальный музыкант-философ, композитор, знаток и исполнитель старинной музыки, основоположник советского музыкального авангарда, создатель ансамбля старинной музыки «Мадригал». В доперестроечной Москве существовал его культ, и для профессионалов он был невидимый Бог. У него была бурная и насыщенная жизнь. Он эмигрировал из России в 1968 году, после вторжения советских войск в Чехословакию, и возвращаться никогда не хотел.Эта книга была записана в последние месяцы жизни князя Андрея в его доме в Экс-ан-Провансе на юге Франции.


Королева Виктория

Королева огромной империи, сравнимой лишь с античным Римом, бабушка всей Европы, правительница, при которой произошла индустриальная революция, была чувственной женщиной, любившей красивых мужчин, военных в форме, шотландцев в килтах и индийцев в тюрбанах. Лучшая плясунья королевства, она обожала балы, которые заканчивались лишь с рассветом, разбавляла чай виски и учила итальянский язык на уроках бельканто Высокородным лордам она предпочитала своих слуг, простых и добрых. Народ звал ее «королевой-республиканкой» Полюбив цветы и яркие краски Средиземноморья, она ввела в моду отдых на Лазурном Берегу.


Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Эта книга о человеке, который оказался сильнее обстоятельств. Ни публичная ссора с президентом Путиным, ни последовавшие репрессии – массовые аресты сотрудников его компании, отъем бизнеса, сперва восьмилетний, а потом и 14-летний срок, – ничто не сломило Михаила Ходорковского. Хотел он этого или нет, но для многих в стране и в мире экс-глава ЮКОСа стал символом стойкости и мужества.Что за человек Ходорковский? Как изменила его тюрьма? Как ему удается не делать вещей, за которые потом будет стыдно смотреть в глаза детям? Автор книги, журналистка, несколько лет занимающаяся «делом ЮКОСа», а также освещавшая ход судебного процесса по делу Ходорковского, предлагает ответы, основанные на эксклюзивном фактическом материале.Для широкого круга читателей.Сведения, изложенные в книге, могут быть художественной реконструкцией или мнением автора.


Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.