Мой мир: рассказы и письма художницы - [16]
А дальше я тихонько собрала свои книги, вышла и прикрыла за собой дверь. В последний раз.
Больше я не пришла в школу. Никогда не появилась в той библиотеке. Ночью меня увезли в больницу с подозрением на аппендицит. Оказалось, что-то другое, какая-то инфекция, перитонит. Оперировать не решились из-за сердца. Четыре месяца пролежала в больнице. Меня освободили от экзаменов на аттестат зрелости. После больницы уехала надолго на дачу. Позже узнала, что Саша окончил школу и работает в фотоателье у своего двоюродного брата.
С тех пор прошло много времени. Жизнь шла своей чередой. Не было у меня уже тёплого приюта на Тверском бульваре. А была одинокая жизнь в неуютной ветреной Матвеевке. С чужими одинаковыми домами, чужими магазинами, чужими людьми. И ветер, ветер… Мои родители умерли, с мужем разошлась. А я всё тосковала по прошлому, цеплялась за старые места. Ту старую Москву я нежно любила. Бродила по Тверскому бульвару, смотрела на свои бывшие окна. На одном всё так же болталась форточка, и у меня от этого почему-то теплело на сердце. Продукты покупала по-прежнему в Елисеевском, Филипповском магазинах. Случайно зашла как-то вечером в кинотеатр на площади Восстания. Было уже поздно, но там шёл фильм, который давно хотелось посмотреть. Одинокие люди ходят в кино одни. Увидела в кино Сашу Пейлера. Он тоже был один. Издалека мне показалось, что он совершенно не изменился. Ну что же, посмотрели друг на друга издалека. Вот и всё.
Но сегодня я с нежностью и благодарностью вспоминаю его.
Дорогой Сашенька, если ты жив, поздравляю тебя. Если тебя уже нет, вечная тебе память. Счастье тех лет – драгоценность, которую я свято берегу в своей душе.
8 мая 2005
Наталья Касаткина. Май 1958. Фото Игоря Шелковского
IV. «Льёт дождик»
Абрау-Дюрсо
Я приехала в Новороссийск по делу: заключать договор с театром, который там тогда гастролировал. На 11 часов утра была назначена первая репетиция. А у нас с друзьями перед репетицией было задумано интересное дело: сесть ранним утром в автобус и доехать до остановки Абрау-Дюрсо. Мы представляли себе этот центр марочного виноделия как галереи таинственных подвалов, где хранятся огромные дубовые бочки с медными обручами, бутыли старинного стекла все в паутине. Хотелось хоть одним глазком взглянуть на все эти чудеса.
Но ничего этого нам не пришлось увидеть. Стыдно сказать, не увидели даже виноградников. Что же мы увидели? Только небольшое круглое и очень светлое озеро. Вокруг него пышно цветущие купы сирени. Они поднимались амфитеатром в несколько ярусов. Аромат сирени просто сшибал с ног. А в небесной сини плыли белые кораблики облаков. Итак, озеро. А на краю озера маленькая и тоже круглая лодочка с вёслами. Лодочник явно приглашал нас покататься. И мы приняли приглашение и приплыли на середину озера. Там мы дивно позавтракали хлебом, сыром и редиской. Еда была обильно приправлена ароматом сирени. Было и музыкальное сопровождение, своего рода «Музыка на воде». Пел весенний хор лягушек. Он славил это утро, любовь и вообще жизнь. Был в хоре и солист, один Старый Лягушка. Он украшал пение хора тем, что время от времени громко и тяжко вздыхал: «Ох! Ох! Ох!» Вероятно, он жалел о прошедшей молодости. («Где мои семнадцать лет?»)
Мы вовремя явились на репетицию, еле сдерживаясь, чтобы не улыбаться до ушей улыбкой счастья. Но глаза выдавали. В них ещё отражалось маленькое круглое озеро, а на нём – тоже круглая лодочка с вёслами. А также запах сирени и песня Старого Лягушки… Много ли нужно человеку для счастья?
Гроза в Гурзуфе
Три месяца в Крыму! Незабываемые три месяца! Сколько поездок, сколько впечатлений!
Мы оттуда уезжали в конце декабря. Последний день перед отъездом был отмечен ярким впечатлением. Я укладывалась в своей мастерской, была одна в домике на горе. Вдруг стало совсем темно. Вихрем пронеслись бурные порывы ветра. Оглушительно загрохотал невероятной силы гром, засверкали молнии. Начался настоящий смерч. Посыпался мелкий град, потом – как камни. Всё это посыпалось на мой домик на горе и чуть не побило все окна, и чуть не унесло крышу. Казалось, что мой домик трещит по всем швам. Удивляюсь, как его не унесло ветром вместе со мной. Это было довольно жутко, тем более быть одной в доме.
Но вдруг представление, вернее, светопреставление внезапно окончилось. Так же внезапно, как и началось. Гроза откатилась в другие веси. Я вышла на улицу. И увидела сверху с горы грандиозную картину. Море раскололось цветом на две чёткие половины: розово-жёлтую и густо-сине-зелёную. А небо ярко-лимонное к морю, а над ним чёрное-чёрное. И кругом со всех возвышенностей: лестниц, гор, горок, холмов и уступов прыгали, сбегали, летели, скользили, создавая музыку падающих камешков, потоки звонких белых градин и градинок. Всё двигалось, всё устремлялось вниз к морю. И я устремилась в том же направлении – к дому. А ночью на чёрном очищенном небе показались яркие, огромные, как летом, звёзды. В первый раз я увидела их такими. Они показались нам во всей красе на прощание. Прощай, Гурзуф, три незабываемых месяца счастья!
Наталья Касаткина. Крымский пейзаж. 1963. Картон, масло
