Мой Кент - [13]

— Я должен захватить кейс и смыться, — перебил я его.

— Да, — он косо посмотрел на меня, видимо, подумав, что я уж слишком шустрый малый, — здесь аванс пять тысяч, — он похлопал по портфелю, — а еще пятнадцать, когда отдашь кейс кому следует. Всего — двадцать. — Мне показалось, что он подавил вздох.

Помешкав, он щелкнул застежкой портфеля и достал небольшой сверток, перехваченный резинкой, положил его на сиденье лавки между нами и, не спуская с него глаз, закрыл портфель, поставил его справа от себя и потерял к нему всякий интерес.

— Ну теперь-то, я надеюсь, вы мне расскажете, кого вы представляете?

Он заерзал и хмуро и опасливо покосившись на меня ответил:

— Не могу сказать ничего конкретного, я знаю столько же, сколько и ты.

Мне стало ясно, что я ничего от него не добьюсь, но тем не менее мне хотелось вытянуть из него все, что можно.

— Ну вы постарайтесь все-таки поставить себя на мое место. У вас крупные неприятности, избежать которых вам своими силами нет никакой возможности. Вы даже не знаете ни причину, ни источник этих неприятностей. Подходите к своему дому и видите, что неприятности продолжаются в лице человека, который тоже ничего не знает, но что-то от вас хочет, что-то наверняка связанное с предыдущими неприятностям, и нагнетает обстановку. И в то же время изо всех сил демонстрирует, что он в эти игры не играет. Если вы в эти игры не играете и ничего не знаете, то почему для этой миссии выбрали именно вас? Каким-то образом вы с ними все-таки связаны.

Он явно стремился как можно быстрее уйти отсюда и очень неохотно выдавил из себя:

— Они шантажировали меня…

— Чем? — недолго думая, спросил я.

Несмотря на очевидный страх передо мной, он заметно разозлился.

— Чем, чем!.. У каждого человека есть в жизни что-нибудь такое, о чем он старается не вспоминать. У каждого.

Он вызывающе посмотрел на меня, словно я возмущенно отрицал это.

— Скажешь нет?

— Да нет, почему же, случается. Не со всеми, правда, но случается. Кто-то же предлагает молоденьким мальчикам или девочкам поиграть в дочки-матери, изощряясь в своей изобретательности для достижения известной цели. Не все же лезут напролом, не думая о возможный последствиях.

Он с отвращением плюнул в сторону, но меня это отнюдь не смутило.

— Все бывает. Приглашают гостей и тайком в коридоре обшаривают карманы их пальто или крадут общие деньги, сваливая это на другого, поджигают дачи ненавистного соседа, пишут доносы на неугодных. Да мало ли что… Что они от вас потребовали?

— Сначала они взяли… Да нет, это не имеет к тебе никакого отношения…

— Имеет, — настойчиво перебил я его, — все имеет значение.

— Я работаю техником-смотрителем. Они потребовали ключ от шахты лифта, и через два дня… — он запнулся, — лифт сломался. Ну, потом еще кое-какие мелочи…

— Какие? — Я был неумолим.

Он ненадолго замолк, снял шляпу и протер носовым платком бледную лысину, засмущавшуюся от моего нескромного взгляда.

— Видишь ли, в одном из домов, который я курирую, живет крупный начальник, большой человек, занимает самую просторную квартиру на шестом этаже. Серьезный товарищ. Он мне платит ежемесячно пятьдесят рублей за то, что я докладываю ему обо всем, что происходит в доме по моей части. Где и какие работы производятся, какой ремонт и кто конкретно этим занимается. Кто въезжает и кто выезжает. Дом большой, пятиподъездный, старой постройки и, конечно, случается, что кто-то получает квартиру в новом доме, а кто-то вселяется в освободившуюся. Обо всем я должен ему докладывать. Пятьдесят рублей к моей зарплате в девяносто — серьезное подспорье.

Он посмотрел на меня, словно вновь спрашивая: «Скажешь нет?»

Я ничего не сказал.

— Так вот, ЭТИ почему-то знали обо всем и предупредили меня, что если я ему что-нибудь скажу о НИХ, они меня разложат на элементарные частицы.

— Как он вам выдавал эти пятьдесят рублей?

— Пересылал почтовым переводом.

— Вы ему докладывали по телефону?

Он кивнул.

— Дайте мне этот телефон.

Он с явной неохотой назвал телефон.

Я задумался. То, что он мне рассказал, было и много и ничего.

Потом вдруг до меня дошло, что вся сумма составляет двадцать тысяч. Для меня эта сумма была настолько ошеломляющей, что я просто не мог в данный момент зафиксировать такую ситуацию: я, Вадим Быстров, двадцати двух лет, холостой, сторож на стройке, имею двадцать, нет, даже без малого двадцать пять тысяч рублей. Так можно подумать о ком-то другом, постороннем, например, вон о том мужике, который не спеша, лениво вылезает из новенькой «Волги» 24-й модели, что остановилась напротив магазина «Зорька».

— Что с Юрием Михайловичем? — Я звонил Берте сегодня утром, она удивленным голосом («Разве ты не знаешь?») сообщила, что Юрий Михайлович вчера вечером улетел в долгожданную командировку в Лондон, и она, Берта, вместе с Зиночкой провожала его в Шереметьеве. Она так рада, так рада за него, он так давно мечтал попасть в Англию.

Я заверил ее, что знал и тоже собирался покрасоваться в Шереметьеве в толпе провожающих, но, к сожалению, не получилось, и я тоже вместе с ней разделяю и т. д. и т. п.

— Так что с Юрием Михайловичем?

— Если ты согласишься, с ним все будет в порядке. Это все, что я знаю. — Он положил ногу на ногу и сосредоточенно уставился на носок своего знававшего лучшие времена ботинка.