Мой генерал Торрихос - [46]

Недавно в Никарагуа вновь приезжал Грэм Грин. С тех пор как однажды его попросил поехать в эту страну генерал, он приезжает сюда ежегодно. В недавно опубликованной им книге о генерале он называет Никарагуа «землёй, где политика – это вопрос жизни или смерти».

В этой книге Грэм, хотя он, безусловно, наш человек, в одном месте пожаловался на отсутствие тут хороших ресторанов. В самом деле, как можно в этом соревноваться с такими заведениями, как парижский La Touru d’Argent, и другими в мире, где бывал этот сибарит?

Томас Борхе, который прочитал книгу Грэма, спросил как-то меня: «Куда же мы поведём обедать этого типа?» Я сказал: «В супермаркет “Эдуардо Контрерас”, пусть хоть раз поест на рынке…»

Там он и обедал вместе с Томасом Борхе, довольный, окружённый бурлящей толпой народа, «turbas», как называют этих людей пока ещё не уехавшие в Майями никарагуанские буржуа.

«А кто не “turba”, тот “es-torba”», – отвечает им народ и называет себя «turbas divinas», открыто используя этот религиозный термин как продукт чудесного воскрешения.

Мы ели никарагуанские nacatamal, bajo, pinolillo, indio viejo, pupusas salvadorenas – еду простых людей, еду революционеров, и как будто рядом с нами был Эдуардо Контрерас. Он не ел, и по мере того как мы наслаждались этой едой, и не он нам, а мы будто передавали его душе наши чувства, полностью отдаваясь поглощению этой симфонии вкусов и запахов.

Когда мы ужинали с Эдуардо, он мне сказал, что очень хотел бы поговорить с генералом Торрихосом, но не сказал, о чём и о том, как его представить. Спросил только, получил ли генерал посланный ему им подарок чешского производства.

На следующий день я сообщил генералу, что один молодой никарагуанец хотел бы с ним поговорить. Упомянул и о его чешском подарке ему.

«Ух ты! – воскликнул генерал. – Приведи мне его поскорее». Я возразил ему каким-то жестом и сказал, что, хотя мне рекомендовали его некие интеллектуалы, мы хорошо не знаем, кто он такой на самом деле.

«У революционера не спрашивают удостоверения личности», – ответил мне он. Затем, подумав немного, попросил меня привезти его не в офис на 50-й улице, а в дом на пляже Фаральон, где безопаснее. Но чтобы я это сделал как можно быстрее.

Я немного удивился такой его реакции, но поспешил выполнить указание. И удивился ещё больше, когда застал Маркоса уже ожидавшим меня с ироничной и хитроватой улыбкой на лице. Потом я узнал, что меня водили вокруг пальца. Чешским подарком оказался дорогой пистолет, который Маркос подобрал в доме Чема Кастильо и послал его генералу, как я подозреваю, через кубинцев. Так что он знал, от кого он получил подарок, и немедленно определил, кто к нему просится на встречу, тогда как я был в полном неведении. Я отвёз Маркоса к генералу, и они долго говорили один на один. Я ничего не слышал, но видел через стеклянную дверь, как они общались. Меня взволновало то, какими настойчивыми жестами сопровождал Маркос неслышимые мной слова, бесконечно убеждая в чём-то генерала.

А генерал слушал его. А как хорошо он умел это делать! Может быть, у него не было особого умения говорить, но искусство слушать было его талантом. Его собеседник не чувствовал, что от него хотят услышать многое, но только по тому, как его слушает генерал, понимал свою абсолютную ответственность говорить правду. Потому что генерал слушал и слышал не только ушами, но и обонянием, и глазами, не отрывая своего взгляда от собеседника.

Аркелес Моралес, гватемальский поэт и журналист, сказал мне однажды, что генерал слушает как радар.

Маркос сидел на краю кресла, ни разу не откинувшись на его спинку. Жестикулируя короткими, но интенсивными движениями рук и сжимая и разжимая веки глаз, как будто и глаза тоже хотели говорить.

Когда встреча закончилась, генерал сказал, чтобы я отвёз Маркоса к Одному Человеку в Одну из Стран. «Береги его», – сказал он на прощанье.

Через несколько дней после этого генерал рассказал мне из того, что узнал из биографии Маркоса. О его происхождении из среднего класса и его семье, о том, что он учился в Германии, о нападении на дом Чема Кастильо и в конце, придав своему лицу выражение тошнотворного презрения, которое удавалось только ему, о том, что Сомоса поклялся напиться кровью этого юноши.

Маркос вышел счастливым из дома генерала. Я нашёл ему комнату в одном из частных домов в панамском районе Сан-Франциско и не разрешил ему выходить из этого дома. Приказано охранять – и я охранял его. Только один раз мы вышли с ним в ресторанчик вместе с ребятами из университетской студии экспериментального кино поесть мяса на жаровне. Там, в ресторане, он познакомился с Марией Исабель, в которую потом влюбился.

Подготовились к путешествию. Договорились встретиться в определённое время у входа в один из кинотеатров той страны, но ехать в аэропорт и лететь туда – каждый сам по себе.

Но мы, как в анекдоте, летели в одном самолёте и не общались друг с другом. Прилетев, я видел, как он вышел из аэропорта, а я взял такси и сказал водителю: «В хороший отель, но не слишком дорогой…» Регистрируясь за стойкой «ресепшн» отеля, кого, вы думаете, я увидел рядом? Ну да. Конечно, Маркоса. Мы улыбнулись, избегая смотреть друг на друга, и разошлись по своим номерам.