Мой друг Адольф, мой враг Гитлер - [109]

Люди часто спрашивают, был ли Гитлер кем-то большим, чем простой демагог. Я пытался показать, насколько он был выше простой демагогии, но он действительно в огромной степени обладал даром всех великих демагогов – умением сводить сложные вопросы к пламенным девизам и крылатым фразам. Он преклонялся перед британскими методами пропаганды во время войны, с которыми длинные германские заявления, подписанные пятьюдесятью профессорами, никогда и близко не могли сравниться. Опасность обнаружилась в том, что в конечном счете он так и не понял, что начал все упрощать чрезмерно. Серые оттенки в суждениях и ситуациях буквально вливались в него, но то, что выходило наружу, всегда было либо черным как уголь, либо белым как снег. Для него у вопроса всегда была только одна сторона. Розенберг, один из самых его опасных наставников, разработал карикатурную дилетантскую теорию о превосходстве нордической расы. Тем не менее ее прямота была привлекательна для Гитлера, поэтому он проглотил ее целиком. Все те годы я боролся с ним, по сути, чтобы попытаться показать, что вещи никогда не бывают простыми. Когда я только начинал играть для него на пианино, то привел одно сравнение: безнадежно пытаться сыграть его любимый «Liebestod» только на белых клавишах. Он посмотрел на меня с улыбкой, но в то же время озадаченно, а эта фраза запомнилась, и я использовал ее время от времени многие годы, когда мои советы становились все менее и менее желанными.

Гитлер был не столько гениальным винокуром, сколько барменом. Он взял все ингредиенты, которые дали ему немцы, и с помощью своих алхимических знаний смешал их в коктейль, который они хотели испить. Если мне позволят такое смешение метафор, я бы сказал, что он походил на канатоходца, поддерживавшего зыбкий баланс между конфликтующими требованиями всех своих потенциальных оппонентов, пока он не всех их уничтожил. Его так называемая интуиция была не чем иным, как маскировкой несуразных решений, которые могли оскорбить ту или иную группу.

Его величайшая сила заключалась в его узколобости. Многие из нас могли бы стать знаменитыми, прославленными или могущественными, если бы только делали то, что делал Гитлер. Во вторник он делал то, что решил делать в понедельник, и то же самое в среду, каждую неделю, месяц, год. Он оказался в том положении, к которому приводят ошибки и недостатки такого отношения к жизни. Другие из нас составляют план в выходные, просыпаются в понедельник без определенных намерений, на следующий день снова передумывают и более или менее переделывают все, что было сделано накануне, и что-то меняют через день или позже. Гитлер придерживался намеченного курса, как ракета, и добился своего.

Может показаться удивительным, но тайным идолом Гитлера был Перикл. Одним из многих разочарований Гитлера было то, что ему не удалось стать архитектором, и великий греческий политик-архитектор превратился для него в своего рода юношеский кумир. Я знал большинство книг, которые Гитлер прочел в ранние годы. Одной из них был столетний том под названием «Historische Charakterbilder» А.-В. Грубе. Она лежала в куче в его квартире на Тирштрассе, и он помнил множество деталей оттуда наизусть. Для Гитлера совет архонтов, фактически упраздненный Периклом, представлял собой испорченные буржуазные силы, которые нацисты поклялись уничтожить. В своем слепом поклонении символам Гитлер даже не видел, насколько жалкими были прочие параллели. Я полагаю, что Анаксагор, наставник Перикла, был маленьким смешным профессором Петчем, который учил Гитлера в Линце. Если Фидий был Генрихом Гоффманом, тогда Зенон-диалектик, вероятно, был Розенбергом. И здесь, разумеется у вас закончатся имена – для гипотетического Гитлера-Перикла не было Аспазии.

Поскольку голос Перикла метал громы, а на его губах жила богиня убеждения, Гитлер считал, что Перикл всегда использовал только слова, и видел себя реинкарнацией мятежного солдата-агитатора. Но в его случае трагедия оратора стала трагедией его слушателей.

Глава 15 Дикость и побег

Непризнанная ссылка. – Предупреждение Розалинды фон Ширах. – Не в своей постели. – Канцелярия на телефоне. – Миссия в Испанию. – Назойливый фоторепортер. – Срыв заговора Геринга. – Наперегонки с гестапо. – Пятидесятый день рождения беглеца. – Юнити Митфорд повторяет замечание. – С парашютами не шутят

Я держался. Не было никакого героизма или инициативы, одна инерция. В свое время мой кабинет переместился из отдела связи в другое здание дальше по Вильгельмштрассе на угол Унтер-ден-Линден напротив отеля «Адлон». Мои старые помещения занял Риббентроп, пока еще не ставший противником Розенберга в сфере международных дел. Гитлер никогда не признавал, что меня сослали, а из его внутреннего круга сведения о том, что я потерял его доверие, наружу не просачивались. Я все еще виделся с Гессом и Герингом, иногда с Геббельсом и всегда мог поговорить с Нейратом. Отдел иностранной прессы продолжал работать по инерции. Я организовывал интервью через Ламмерса и Функа, передавал информацию и делал все, что мог, чтобы держать своих друзей, иностранных дипломатов, в курсе происходящих событий, постоянно надеясь, несмотря ни на что, что ситуация в кои-то веки придет в норму.