Мой дед, мой отец и я сам - [8]

Кончаем программу мы песней знакомой,

Ее от души на прощанье поем мы.

Так будьте здоровы! Покончив с врагами,

Победу мы вместе отпразнуем с вами.

Так будьте здоровы! Желаем вам счастья!

А мы уезжаем в соседние части!

Спели артисты последний куплет и полк бешено зааплодировал.

— Хороший концерт был? — спросил сержант у стоявшего рядом солдата.

Солдат поднял большой палец и ответил:

— Во, концертик! Так давали! Умрешь!

Все повалили из кирхи. Поток подхватил сержанта и солдата и выплеснул их на весеннее солнце.

— Акробаты были? — спросил сержант.

— Нет, — ответил солдат. — Только пели и представляли. Но я тебе скажу, как пели! Умрешь!

— Ясно, — сказал сержант и пошел на кухню.

* * *

— Гутен морген, гутен таг! — сказал сержант повару. — Расход оставили?

— А как же? — ответил повар. — Что ж мы — совсем бездушные? Давай котелок.

Сержант протянул повару котелок и устало присел на ящик из-под американских консервов.

Повар оглянулся и негромко спросил сержанта:

— Шнапс тринкать будешь? Я тут у одной фрау такой шнапсик за сгущенку выменял!

Сержант на секунду задумался и ответил:

— Да нет. Спасибо. Мне еще в дивизию ехать.

Повар навалил сержанту полный котелок каши с мясом и сказал:

— Не хочешь, как хочешь — ходи голодный!

И повар оглушительно захохотал. Правда, он тут же оборвал хохот, подмигнул сержанту, сказал:

— Вась, а Вась... Я чего спросить тебя хотел...

— Валяй, — ответил сержант, запихивая в рот ложку с изрядной порцией каши.

Повар зыркнул глазами по сторонам, понизил голос и как «свойсвоего» спросил:

— Васька, это верно писаря болтают, что ты раньше в цирке работал?

Рот у сержанта был набит кашей и поэтому он не смог сразу ответить повару. А когда, наконец, проглотил, то посмотрел на повара честными, прямо-таки святыми глазами и сказал:

— Врут, черти. Делать нечего, вот они со скуки и врут.

И сержант снова запихнул огромную ложку каши в рот.

* * *

Окруженные офицерами артисты выходили из кирхи. Вокруг стояли солдаты и разглядывали артистов так, как всегда разглядывают артистов.

Четверо мужчин и шесть женщин в штатских москвошвеевских костюмах и платьях выходили из немецкой кирхи в окружении двухсот пропотевших, пропыленных солдатских гимнастерок.

Был конец войны, и каждая гимнастерка бренчала медалями на грязных потертых ленточках.

У старой певицы на длинном пиджаке с огромными ватными плечами был орден «Знак почета».

Тощий подполковник слегка отстал от группы и поманил к себе младшего лейтенанта.

— Ну-ка, начпрода сюда.

Младший лейтенант метнулся в толпу и позвал толстенького старшего лейтенанта, показывая на подполковника.

Старший лейтенант подскочил, откозырял.

— Надо бы банкетик артистам соорудить, — сказал подполковник. — По баночке тушенки на брата, сахару подбрось, спиртику по сто граммчиков. Что там еще у тебя есть?

— Так, товарищ подполковник, я уже предлагал ихней руководительнице, — зашептал на ходу старший лейтенант и показал на старую певицу. — Но они говорят, что им некогда. Им, вроде бы, через два часа уже в штабе дивизии быть нужно. У них там обратно концерт.

— Ну, сухим пайком выдай. Прояви инициативу. Еще раз предложи культурненько... Что за тебя замполит должен думать? — и подполковник сердито ускорил шаг.

— Слушаюсь!

Старший лейтенант обогнал всю группу, взял под козырек перед командиром полка и спросил:

— Товарищ полковник! Разрешите обратиться к товарищу артистке насчет банкета?

— Обращайтесь, — сказал полковник и вся группа остановилась.

— Я, конечно, извиняюсь, товарищ заслуженная артистка, — культурно обратился старший лейтенант. — Но вы банкетик здесь кушать будете или с собой возьмете?

Полковник вздохнул и в отчаянии отвел глаза в сторону.

Старая певица ласково посмотрела на старшего лейтенанта и, взяв успокоительно полковника под руку, сказала начпроду:

— С собой, голубчик, с собой, если можно.

— Слушаюсь! — сказал начпрод и победно посмотрел на молодых офицеров — дескать, «и мы не лыком шиты!»

— А машина уже за нами пришла? — спросила заслуженная артистка у полковника.

Полковник улыбнулся, сделал жест рукой, говорящий о том, что «сию секунду все будет выяснено», и что-то тихо спросил у замполита.

Замполит кивнул и вопросительно посмотрел на начальника штаба. Начальник штаба пожал плечами и поманил к себе какого-то лейтенантика.

Лейтенантик козырнул, метнулся в толпу солдат, на какое-то время исчез в ней, а потом вынырнул уже за спинами толпы, таща за ремень какого-то солдатика.

Самым грозным образом лейтенант отдал приказ солдату, и солдат, изображая поспешность, потрусил к расположению полка.

* * *

Повар курил сигару, с удивлением разглядывал ее после каждой новой затяжки и по-мальчишески длинно сплевывал.

Сержант сворачивал цигарку.

— У тебя что, махра? — спросил повар и сплюнул.

— Ага.

— Кременчугская, моршанская?

— Моршанская.

— Тьфу! Это же не махорка, а «смерть немецким оккупантам!» Дать тебе сигару? У меня еще одна есть.

— Не хочу, спасибо.

— Интеллигент! — рассмеялся повар. — «Не хочу, спасибо!»

Еле волоча ноги подошел солдатик, которого лейтенант послал узнать про машину.

— Оставь покурить, — сказал он сержанту и присел рядом.

Сержант два раза затянулся поглубже и передал окурок солдату.