Мой брат – супергерой. Рассказ обо мне и Джованни, у которого на одну хромосому больше - [24]

– Эй! – позвал я.

Я застал его врасплох. Он так резко обернулся, что чуть было не упал. Потом надел очки.

– Чего тебе?

– Надо поговорить.

Носатый удивленно поднял брови и оглянулся по сторонам, словно хотел позвать на помощь. Он явно не привык, чтобы его общества искали, и догадывался, что, скорее всего, ничего хорошего это ему не сулит. Но, несмотря на испуг, в глазах его все равно сквозило легкое высокомерие.

– О чем? – спросил он.

– Как ты узнал о моем брате?

Его губы скривились в язвительную улыбочку:

– Мама сказала.

– Она что, знакома с моей?

– Может быть. Не знаю.

– А может, твоя мама совала свой нос куда не следует?

– Моя мама…

– Значит, вы с ней – два сапога пара!

Существует неписаный закон, согласно которому самое большое оскорбление для мальчика – это когда задевают его мать. Я хотел дать ему понять, что не шучу. Но он как будто не обиделся.

– Да, мы с ней очень похожи, – сказал он. – У нее тоже крайне высокий уровень интеллекта. Между прочим, она даже выиграла…

– Да меня не колышет, что она там выиграла! Главное, чтобы вы с ней держали свои длинные носы подальше от моей семьи! – Я подошел поближе и схватил его за воротник. – Если я узнаю, что ты болтаешь о моем брате, – продолжал я, понизив голос, – что ты открываешь свой поганый рот, то лучше вам убираться отсюда подобру-поздорову! Тебе, твоей маме и всей вашей носатой семье! Ясно?

– Ясно.

– Чтобы молчал как причал!

– Как причал? – Он нахмурил брови, и очки словно бы тоже сдвинулись.

– По-твоему, причалы разговаривают?

– Нет, но так не говорят – молчать как причал. Говорят…

– Плевать мне, как говорят! Я тебе объясняю, чего ты не должен говорить. Пока не получишь четверку по итальянскому.

– Я никогда не получу четверку по итальянскому.

– Вот именно. – Я еще сильнее потянул его за воротник, чтобы показать, кто здесь главный, а потом рывком отпустил, как делают в фильмах, и, отступив на шаг, смерил взглядом с ног до головы. После чего развернулся и пошел в класс. И тут – я еще и до середины коридора не добрался, еще тень от его носа щекотала мне спину, – у меня неприятно засосало под ложечкой, и это означало то же, что всегда (то же, что и трещина): чувство вины. Что со мной? Я же в жизни никогда никому не угрожал! Просто не способен был на такое! Куда я качусь? Пугаю носатых, прячу братьев, отмахиваюсь от дружеских советов Витто…

В тот день после школы мы пошли к Арианне. Вместе со Сплетнебазой, или просто Базой (в действительности – Элеттрой), которая всегда была в курсе всех школьных слухов и новостей. Нам задали подготовить доклад на тему «Как защищаются животные». Дом Арианны напоминал дом моей тети, и мне там было очень уютно. Мы сидели на кухне с двумя ноутбуками, разложив на столе множество листов бумаги.

– Во, глядите! – База промотала мышкой текст статьи, которую мы нашли в каком-то блоге про животных. – Техасские ящерицы, чтобы отвадить хищников, прикидываются мертвыми и выпускают из глаза струйку крови!

– Жуть какая… – отозвалась Арианна.

– А вот еще про египетского козодоя.

– Кого-кого?

– Египетского козодоя. Это птица такая. Маскируется под пыль, чтобы спрятаться от врагов.

– Птица цвета пыли, – хмыкнул я. – Как романтично!

– Народ, давайте прервемся, а? – сказала Арианна. – В духовке есть шоколадно-грушевый пирог. Бабушка испекла.

– Супер! Я лучше под шоколадно-грушевый пирог замаскируюсь, чем под пыль! – заявила База.

– И чем ты будешь, грушей? – спросил я, заработав пинок кулаком в плечо. – Ой, как больно, как больно!

Тут у Базы зазвонил телефон, и, пока она разговаривала, мы с Арианной вышли на террасу и уселись на диван-качалку. Весна еще не наступила, но солнце пригревало, и было уже не так холодно. Мы оба были в толстовках – я в бордовой, Арианна в голубой – и шерстяных шапочках. По всей террасе, довольно неухоженной, стояли какие-то странные растения. Засохшие, без цветов, идеально отражавшие мое внутреннее состояние. Сидя в тишине, мы лениво ковыряли пирог. Я украдкой поглядывал на Арианну. Солнце играло в ее волосах, и они блестели, точно каштаны. Рука свободно лежала на подушке, едва не касаясь моей.

– Слышал про Филиппо? – вдруг спросила она.

– Который Мартуццо?

– Да кому он нужен, этот Мартуццо? Я про Филиппо Ланжеллу.

– И что он натворил? Выкурил сигарету в туалете? Ругался на уроке? Загремел в полицию?

– Не угадал. – Она легонько, почти неощутимо, качнула диван.

– Он теперь твой парень? – рискнул я.

– Скажешь тоже! С чего вдруг?

– Да ни с чего, просто… – Я отвел взгляд.

– Он поступил в семинарию.

– Чего?! – Я выпрямился на сиденье. – Прикалываешься, да?

– Ни разу.

– Филиппо Ланжелла? Лучший форвард школы? Мечта любой девчонки? Решил стать священником?!

– Я с ним сегодня на перемене разговаривала.

– А База в курсе?

– Понятия не имею.

– Да она умрет от зависти, если ты вперед нее узнала такую новость. Это же бомба!

Арианна, улыбаясь, положила в рот последний кусочек пирога.

– Он как египетский козодой, да? – сказала она. – Мы-то думали, что знаем его. А сами видели только маску. Он прятался от нас в пыли.

– Вот уж про него бы никогда не подумал!

Арианна дурашливо покачала головой, и я понял, что хочу остаться здесь навсегда. Рядом с ней, на этом диванчике.