Мост над Прорвой - [9]

Берег приблизился вплотную, стадо, хватая на ходу зелень, полезло сквозь кусты. Под ноги Нарти, как назло, попалась здоровенная, с кулак, снежно-белая папуха. Нарти в сердцах саданул ногой, хотя охотнику так себя вести не полагается. Никакого дыма, конечно, не получилось, гриб был ещё молодой, в самый раз для окормления. Он разлетелся в клочья, перепачкав ногу белой мякотью.

Нарти бегом догнал Клаха и, задыхаясь, спросил:

— Почему в том селении матери, вместо того, чтобы выгонять мальчишек, не окармливают их папухой? Всем стало бы хорошо и спокойно…

— Додумался… — протянул Клах. — А я уж боялся, мне самому придётся об этом разговор заводить. Так вот, окормленные они, конечно, ведут себя спокойно… до поры. На самом деле, что-то в них мужское брезжит, так что от женского запаха они становятся слегка на мужчин похожи. Упрямыми становятся, злыми… Только детей от них не родится или родятся уроды. Но даже не это самое скверное. Здесь эти люди живут, не зная, что они потеряли. И кто скажет, есть ли в том потеря? Они старейшины, в селении нет никого главнее их. А там они за людей считаться не будут. Станут наравне с кладеными волами. И они найдут способ отомстить всему миру за свою убогость. У матерей есть поговорка: «Лучше жить без хлеба, чем с нелюдью», — не помнишь такой?

— Нет.

— Не важно… По счастью, у нас есть Прорва, которая позволила развести тех, кому нельзя быть вместе. Но друг без друга мы тоже пропадём, поэтому, кроме Прорвы есть ещё проводники.

Клах оглянулся и увидел мальчишку, стоящего с разинутым ртом.

— А ты что здесь делаешь? Смотри, стадо уже на пастьбу устроилось. Гони их вверх по склону, там на лугу люди дожидаются. Будешь старикам помогать, они телят в загон поведут. Старикам скажешь, что я тебя в селение взял. Пусть накормят, как следует, и покажут, где ты жить будешь. А станешь соваться, куда не просят, и подслушивать, я тебе уши оборву и съесть заставлю. У нас с этим быстро!

Мальчишка побледнел и помчался выполнять приказание. Бычки медленно полезли в гору.

Выйдя на давно знакомый склон, Нарти увидал спешащих навстречу людей. Несколько стариков, тех, что провожали их в путь; Теперь они встречали не столько проводников, сколько стадо. Но впереди торопились, почти бежали люди, которых Нарти не мог сразу узнать.

Первым к проводникам подскочил голый до пояса, страшно худой человек. Спутанные волосы, горящие глаза, порывистые, нелепые движения. Потребовалось немалое усилие, чтобы признать в этом задёрганном существе Лакса — охотника, с которым Нарти не раз ходил в дальние походы. Лакс и прежде был резковат в словах и движениях, но сейчас казался не человеком, а шутовской издёвкой над самим собой.

— Ну, где же вы? — закричал он издали. — Сколько можно ждать?

— Всё в порядке, — спокойно ответствовал Клах. — Вернулись, как и обещали, на седьмой день утром.

— А где ещё двое? Агик и Вал где? Там остались, да? А нас тут кинули?.. Где, я спрашиваю?!

— Агик и Вал погибли. Глаза разуй — нешто не видите, что ветром с Прорвы несёт? Там сейчас такая дрянь кипит… не знаю, как и пройдём.

— Пройдём! Подумаешь, дрянь… что мы дряни не видали?!

Подбежавшие окружили проводников плотным кольцом. Каждый кричал что-то, размахивая руками, и подпрыгивая от усердия. Многие были раздеты до пояса, а то и вовсе донага. И все без исключения до жути худы. Даже недельная голодовка не могла сделать с людьми такого.

— Тихо! — выкрикнул Клах, подняв руку, и подобие тишины всё-таки наступило. — Все здесь, никто не проспал?

— Все! — единодушно ответили мужчины, хотя никто и не пытался пересчитывать собравшихся.

— Тогда через час выходим. Дорога разведана, путь открыт.

— Сейчас выходим!.. — крикнул было кто-то, но продолжать ему не дали.

— Пока старики стадо угоняют, — приказывал Клах, — из балагана корчаги принести, воды натаскать, костёр разжечь. Сами знаете, так просто вас на той стороне не примут.

Нарти понимал, что мужчины «знают» что-то рассказанное им, а сколько правды в этих рассказах, уже не так и важно. Ведь едва ли не все недавние представления Нарти о жизни тоже оказались сказками, не имеющими к истине никакого отношения.

Мгновенно всё потребное было принесено, костёр заполыхал.

Клах развязал свой мешок, и Нарти, подчиняясь молчаливому знаку, сделал то же самое.

— Коровью долблёнку давай.

Вонючая жидкость, в которой плавали вырезанные у забитой коровы железы, была вылита в большую корчагу. Мочальной кистью Клах перемешивал раствор.

— Становись в круг!

Мужчины безропотно выполнили команду.

Нарти понимающе кивнул: в ряд одуревших мужчин построить не удалось бы, каждый захотел бы встать первым. А в круг — построились.

Клах щедро кропил раствором стоящих, стараясь, чтобы побольше пахучего снадобья попало на волосы, где запах будет держаться прочней. Мужчины морщились, но ни один не пытался уклониться. Вряд ли кто из них понимал, что происходит, знали только, что это необходимая часть обряда для желающих попасть на тот берег.

— Быки в загоне? — ни к кому в отдельности не обращаясь, вопросил Клах.

— В загоне! — ответил разноголосый хор.

— Сейчас вы пойдёте и выпустите их. Предупреждаю, быки станут бросаться на вас и стараться убить. Слабые и неловкие погибнут под копытами. Те, кто достоин звания мужчины, завлекут быков сюда. Я буду ждать вас здесь и поведу через Прорву. Быки будут бежать следом и добивать отставших. Только лучшие достигнут того края. Вам всё понятно?