Мост через канал Грибоедова - [19]

Но с пером и бумагой можно и по-другому повернуть дело. Вот идет Афанасий по мосту через канал Грибоедова, и тут ему встреча. Жена его, например, – бывшая, но которая все-таки помнит, или друг, или любимый начальник. И судьба поворачивается, как колесо, обратно. И вот борода Афанасия причесана и подстрижена, и сидит он за столом в доме, с женой и друзьями, ест, пьет «Каберне» со «Столичной» – возлюбленный за годы странствий коктейль. Ест, пьет и вдруг видит на стене картину Репина, на которой он когда-то был изображен в виде бурлака или нищего на обочине, и задумывается…

А можно и так. В запасниках музея хранится картина Репина, на которой Афанасий изображен в виде восьмого бурлака в ватаге или нищего в девятом ряду на паперти. И вот в ночь полнолуния, в эту ночь роковую, там собираются работники музея – сторожа, вахтеры, сантехники. Они пьют молдавское «Каберне» смешивая его со «Столичной», и один сторож, поднимая руку для тоста, теряет равновесие и плещет этой смесью на нарисованного Афанасия. Тот оживает и сходит с картины…

А если с этого сюжета да повернуть на первый? И сидит Афанасий за столом, тут рядом вновь обретенная жена, теща, дети малые. Он сидит, ест, пьет и вдруг видит на стене картину Репина – репродукцию, разумеется, картины, – с которой когда-то сошел. Он задумывается, потом, дождавшись, когда взрослые выйдут, лохматит пятерней бороду и со спокойным взглядом входит в картину, занимая в ней свое место то ли второго бурлака, то ли восьмого в ватаге. И несытый кредитор, вдруг появляясь из ниоткуда, напрасно шарит взглядом по комнате. В ней нет никого – в смысле, кого ему нужно. Только дети малые плачут: «Папа! Папа!» Но папа их уже не слышит.

Носиков вернулся к бумаге и уверенной рукой начал писать слова в строчку. В конце концов – Носиков понимал – здесь тот случай, когда не сюжет важен, а только слова те самые – он не смог бы объяснить, почему: «борода», «Каберне», «Столичная», «картина», «бурлак». И не важно, какой линией действия, какими глаголами и частями речи они будут соединены. Они появлялись из темноты – проявлялись – словно на фотоснимке в ванночке под красным светом – «бурлак», «борода», «картина», «Столичная», «бурлак», «Каберне» – среди пустот текста, которые предстояло заполнить, сохранив (это казалось важным) соразмерность объемов, уложить в чередование вдохов и выдохов.

Закончив дело, Носиков перечитал, удовлетворенный, то, что получилось, и пошел на кухню жарить себе яичницу. Из четырех яиц с колбасой и помидорами.

P.S. Сны эти самые снились Носикову, когда он спал на красном диване, а когда перешел на зеленый (на красном уже не мог заснуть), все равно продолжали сниться. Дело, значит, было серьезное.

57

Когда жена сантехника, Марина, перестала приходить к Носикову, а в очередной четверг пришел ее муж Николай, Носиков задумался.

Он думал над тем, что она сказала, отвечая на вопрос, до какого этажа ей не лень было бы подниматься, приходя в гости.

До пятого этажа было «да», до девятого – «нет», это Носиков помнил. Значит шестым, седьмым или восьмым измерялась мера усилий, которые ей не лень было затратить. Наверное, она уехала куда-то, откуда добираться до квартиры Носикова ей было уже неудобно, все равно как подниматься на девятый этаж. Носиков чувствовал бесполезность своей мысли, но другим мыслям неоткуда было взяться, и он продолжал думать.

А мыслей, которые в перспективе могли оказаться полезными, было всего две.

Первая мысль пришла с потолка, вторая – со стороны буфета.

С потолка – идти на канал Грибоедова, место случайных встреч.

А от буфета – Носиков купил в магазине мясных котлет типа «бифштекс» и пучок зелени.

58

– Уважаемый!

Носиков шел по улице и обернулся на голос. Это был Афанасий, Носиков узнал его сразу. Полез в карман за мелочью.

– Нет, – бомж остановил его руку, – денег мне не надо, а спасибо свое персональное спешу сказать.

– Пустяки, – пробормотал Носиков, – не стоит благодарности.

– Совсем не пустяки, – сказал Афанасий, – что вы делаете, это мало кто может.

– Не знаю, – сказал Носиков.

– У меня для вас есть подарок, – Афанасий вынул из сумки какую-то книгу и протянул Носикову. Это был альбом Репина с репродукцией «Бурлаков» на обложке. Страшные бородатые бурлаки тянули лямку, увязая ногами в песке, – все косматые, черные. Та ли это на самом деле была картина?

– Что вы, не надо, – испуганно сказал Носиков, не принимая альбом в руки.

– Это хорошая книга, – сказал Афанасий и улыбнулся. Зубы у него во рту были ровные и белые. Носиков заметил, что костюм на нем чистый и борода аккуратно подстрижена. Может, это уже был и не бомж вовсе?

– Не надо, – повторил Носиков и быстро ушел, не оборачиваясь.

– А зовут меня Ипполит, – сказал Афанасий вдогонку.

P. S. Через несколько дней после встречи созрело решение. В своем рассказе про Афанасия он заменил «Афанасий» на «Ипполит». Менял, как по живому резал. Обновленный рассказ распечатал, а старые листочки сжег над унитазом и спустил воду. Казалось, так надо.

59

Бурлаки идут по берегу Волги и тянут баржу.

Впереди два крепких мужика. У них черные бороды, черные всклокоченные волосы. Всей грудью налегают на лямку.