Москвины: «Лед для двоих» - [41]

* * *

— В Питере Игорь Борисович жил со своей семьей на Петроградской, — продолжал рассказывать Куренбин. — В каких-то жутких условиях, даже без ванной. Они топили печь дровами, ходили мыться в городскую баню. Игорь Борисович, правда, воспринимал это очень легко и постоянно иронизировал по этому поводу, но ведь был уже ведущим тренером сборной.

Тренерский энтузиазм Москвина был совершенно невероятным. Помню я каждый день приходил до школы во дворец пионеров на каток, который был залит в «колодце» между домами. Москвин приезжал туда на первом трамвае к семи утра. И постоянно говорил мне: «Нужно создать задел. Для того, чтобы ты на следующий год всех обыгрывал, надо уже этой весной быть во всех компонентах сильнее, чем твои соперники. Если будешь на две головы выше, обязательно выиграешь».

Я возражал ему: «Так ведь не ставят меня выше?» Он отвечал: «Значит надо быть еще лучше, чтобы ставили. Если кататься на равных, москвичей ты не обыграешь никогда».

Не помню, кстати, чтобы у кого-то из учеников Игоря Борисовича была ангина, или что-то простудное — мы не делали соперникам таких «подарков». Никому даже в голову не приходило, что можно пропустить несколько дней тренировок.

При этом Игорь Борисович еще занимался своим парусным спортом. Помню, я постоянно думал по этому поводу: «Куда он, старик, на этой яхте прется? Зачем ему эта Норвегия? Лучше бы с нами занимался»

Ему ж тогда было 30 лет, а мне 14.

Москвин вообще был умелец: руками мог сделать все. Сам точил нам коньки, кроме него и Станислава Жука этого никто не делал. Помогал даже легкоатлетам — подтачивал и подправлял им шесты для прыжков.

И конечно же он был страшно непрактичен. Гением в этом плане был его собственный тренер — Петр Петрович Орлов. В 1960-м, когда Орлов тренировал Белоусову/Протопопова и Нину и Станислава Жук, на Олимпиаде в Скво-Вэлли ему подарили для всей сборной английские коньки МК. Он с успехом нам же, фигуристам, их по 50 рублей и продал. То, что это был подарок фирмы, выяснилось спустя какое-то время, когда об этом написал один из американских журналов по фигурному катанию.

Тогда историю замяли. В 1961-м Орлова вызвали в Спорткомитет на дисциплинарный разбор уже по другому поводу: стало известно, что помимо работы со спортсменами он дает частные уроки за деньги. Петр Петрович не растерялся. Сказал: «Это — мой труд. Берет же репетитор деньги за уроки математики или иностранного языка?»

С Орлова все-таки сняли звание заслуженного тренера СССР, и он уехал из Ленинграда в Киев. Добился, чтобы там за год построили дворец спорта, организовал балет на льду, причем этот балет начал существовать когда еще никакого льда и в помине в Киеве не было.

Я помню, спросил его: где он артистов для балета находит при том, что в Киеве в те времена вообще фигуристов не было. Он мне ответил: «Зато есть склонные девочки. Те, что на склонах Днепра летом загорают».

Еще был случай, когда уже после моего ухода из спорта я начал работать тренером и в 1971-м привез на юношеское первенство союза в Киев своих спортсменов. Их всех засудили жутко. Я чуть не плача подошел к Орлову, говорю: мол, это же нечестно! А он отвечает: «Володенька, ты же сам много лет занимался фигурным катанием. Нечестно говорить о честности в нашем виде спорта».

* * *

— Вы знаете о том, что были единственным учеником Москвина, за которого он ходил просить к вышестоящему начальству? — спросила я Куренбина.

— Знаю, — ответил он. — Знаю и то, что Игорь Борисович даже плакал на том тренерском совете, где в 1969-м решалась моя судьба. Когда меня так и не включили в списки сборной, он заплакал, встал и ушел.

Кстати, мы мы ведь не виделись с Москвиным много лет после спорта. Встретились только на юбилее, когда Игорю Борисовичу 80 лет исполнилось. Во время поздравительной части какая-то женщина вышла к микрофону и стала рассказывать, что знакома с Москвиным 30 лет. Я в этот момент почему-то вдруг стал считать и со стыдом понял, что не встречался с тренером как раз 30 лет. Потом уже, после того праздника пригласил Тамару и Игоря Борисовича к себе в галерею, мы встретились и разговаривали часа четыре. При том, что Тамара лишней минуты никогда нигде не просидит.

Там на юбилее, помню, к Москвину подошел Олег Васильев, и я сказал: вот, мол, ваш любимый ученик идет. Москвин засмеялся: «Самый любимый — это ты».

Еще на том юбилее какие-то красивые слова говорил президент федерации фигурного катания Валентин Писеев. И мне почему-то очень захотелось подойти к нему прямо на сцене и напомнить, как в 1989-м он вообще отстранил Москвина от работы — в 60 лет. Потому что формально это был пенсионный возраст.

— В Игоре Борисовиче было сильно развито чувство справедливости?

— Очень. Я хорошо помню, как в 1966 году занял второе место после Ондрея Непелы на турнире Nouvelle de Moscou — были такие международные соревнования в те времена, причем считались очень престижными. На российском уровне я в том году вообще все соревнования выигрывал. Причем очень убедительно.

До того, как выступить на тех соревнованиях, мы планировали поучаствовать в турнире «Пражские коньки». Помню, уже перед самым вылетом мы стоим с Лешей Мишиным, разговариваем, потом я наклоняюсь, чтобы взять сумку с коньками и костюмами, а сумки нет. Украли. А на следующий день лететь.