Внезапно Петрову показалось, что впереди, по диагонали, сидит Ленька Рогов, ординарец их комбата. В перерыве он двинулся туда и еще раз увидел его за толпой и крикнул: «Рогов!» Но когда пробился, Леньки там не оказалось.
И еще один раз, через полгода, он встретился Петрову на улице, на Кузнецком, около Выставочного зала: он шел по другой стороне, но Петров был уверен, что тот заметил его. И опять, пока Петров переходил, Рогов как растворился.
К двадцатилетию Победы, когда память о войне вспыхнула особенно ярко и живо, решено было провести встречу на отдаленной подмосковной станции, где в сорок первом формировалась дивизия.
Петров и Куликов тоже поехали. Поселок сильно расстроился, ничего нельзя было узнать. Правда, школа, где стоял тогда штаб, сохранилась, и теперь в этой школе, в зале, они и провели свое заседание. Немногие из тех, кто был здесь когда-то, со слезами на глазах вспомнили себя и своих товарищей.
В местном кафе на организованно собранные пятерки был заранее подготовлен банкет, и вскоре они уже веселые сидели за сдвинутыми пластиковыми столиками и пели песни.
Й напротив Петрова сидел Рогов.
– Ты что, Леня, – спросил Петров, слегка захмелев, – никак, сторонишься меня?
Тот глянул в глаза и тоже спросил!
– Зла на меня не держишь?
– Нет. За что?
– За тот день, когда ранило тебя. Петров помолчал, раздумывая:
– Нет.
– Ты хорошо все помнишь? – зашептал Рогов.
– Все помню. А что?
– Ничего. Я бегу, а ты стоишь, качаешься, шинель расстегнута, и говоришь мне: «Помоги, Леня», а я говорю: «Не могу!», а ты мне вслед: «Леня, ведь ты же москвич». Так всю жизнь этот твой голос в ушах и стоит. А я правда не мог. Ты видел, что делалось. Меня комбат в штаб полка послал. Ты уж, земляк, меня прости…
– А ведь я этого совершенно не знал, – говорил Петров, потрясенный его рассказом, – ведь я этого, Леня, совершенно не запомнил.
До сих пор ему казалось, что он помнил все.
1970
