Москвичи и черкесы - [87]

Нельзя отрицать, что Засс был замечательно храбрый офицер, отличный наездник, хорошо знал черкесов, обладал всеми достоинствами партизана. Но, предоставленный самому себе, он дал волю своим инстинктам и обратил войну с горцами в особого рода спорт, без цели и связи с общим положением дел. В этом сознаются даже и те, которые относились к нему вполне благоприятно. Так, Г. И. Филипсон говорит, что польза рыцарских подвигов Засса оказалась впоследствии очень сомнительной. В 1842 г. Засс был удален с Кавказа с зачислением по кавалерии. Одновременно с ним остался не у дел и П. Х. Граббе, которому было поставлено в вину именно покровительство Зассу, как свидетельствует князь М. С. Воронцов в своей переписке с Л. П. Ермоловым.

Подвигам генерала Засса, этого легендарного героя, и посвящена значительная часть «Проделок на Кавказе». В повести он, конечно, нигде не назван по имени. Но прозвище «черт» и описание происхождения и наружности («пришелец от стран Запада, беловолосый, с длинными рыжими усами») не оставляют никакого сомнения в том, что дело идет о Зассе.

Резиденция начальника правого фланга Кавказской линии находилась в крепости Прочный Окоп, на берегу Кубани. В повести казаки называют ее Немецким Окопом, причем автор поясняет, что по всему правому флангу служили все немцы. Это намек на предпочтение, которое Засс отдавал своим курляндским землякам при назначениях на должности. К этой черте автор присоединяет еще другую, о которой мы уже говорили, именно о расчетливом покровительстве знатным «фазанам». «Кордонный начальник носил с собою запасы приветствий к прикомандированным приезжим, дабы они превозносили его в России, доставляли им и немногим любимцам своим награды за чужие подвиги, между тем как в деле выезжал всегда на коренных кавказцах». Александр Пустогородов, представляющий в повести тип честного служаки, чуждого интриг и искательства, признает бесплодным жалобы на такие проделки: «Положим, вы вселите сомнение в справедливости реляции, захотят узнать истину, пришлют доверенную особу.

Кордонный начальник в угоду ее импровизирует экспедицию, в которой доверенное лицо будет участвовать. Блистательное представление о нем, искательность кордонного начальника поработят признательную душу приезжего, и этот напишет: «Хотя донесение несколько и хвастливо, но дело, однако, было славное! Достоверного узнать я не мог ничего по причине различных показаний допрашиваемых».

Кончится тем, что вы останетесь в дураках, приобретете много врагов, вымышленные подвиги кордонного будут по-прежнему печататься в «Allgemeine Zeitung».

Не будем перечислять всех подробностей рассказа о проделках на правом фланге Кавказской линии в управлении Засса. Заметим только, что в повести и события, и лица не вымышлены, а писаны с натуры. Автор даже не всегда изменял имена действующих лиц: влиятельный темиргоевский князь Джамбот Айтеков, закубанский разбойник Али-Карсиз, беглый линеец Барышников и т. д., – все эти имена, хорошо известные в истории Кавказской линии. То же надо сказать о торговле головами убитых черкесов и об устройстве одним известным наездником адской машины для истребления абадзехов.

Автор повести, безусловно, порицает такую бесцельную войну. «Приезжие на Кавказ, – говорит он, – обыкновенно расспрашивают об образе войны с горцами; иные, зная о ежегодных потерях, наносимых войскам, вдруг очень просто спрашивают у вас: какой результат этих вечных экспедиций? – и тем затрудняют даже штаб-офицера Генерального штаба. Впрочем, в таких случаях принята формула для ответа; вот она: «слишком долго и многосложно объяснять все блистательные результаты!». Вопреки общепринятому тогда мнению о необходимости беспощадного истребления горцев, как хищных зверей, автор указывает на желательность и полезность иного образа действий. «Черкесов укоряют в невежестве; но взгляните на их садоводство, ремесла, особенно в тех местах, где наша образованность не накладывала просвещенной руки своей, и вы согласитесь со мной, что они не такие звери, какими привыкли мы их считать.

Оставляя черкесов спокойно владеть собственностью, управляться своими обычаями, поклоняться Богу по своей вере – словом, уважая быт и права горских народов, мы берем их под свое покровительство и защиту; такова благодетельная цель правительства. Но она встречает многие препятствия в исполнении. Первое из этих препятствий – различие веры, нравов и понятий; мы не понимаем этих людей, и они нас не понимают в самых лучших намерениях наших. Второе, при всех добрых намерениях, мы здесь должны нередко доверять ближайшее влияние на них таким людям, которые думают только о своем обогащении, грабят их, ссорят, подкупают руку сына против отца, жены против мужа…». Возвращаясь в другом месте еще раз к системе устрашения, автор повторяет, что «если бы все, которые готовы давать свое мнение о горцах, говорили о доставлении этим племенам мирных занятий хлебопашеством, промышленностью, торговлею, об обеспечении им безбедного существования, а не о резании и вешании, то такие отзывы, раздаваясь со всех сторон, произвели бы лучшее впечатление в черкесах, поселили бы в них доверие и надежду, подали бы хорошие идеи».