Москва - [29]

Шрифт
Интервал

11 | 00891 Жил я тихо поживался
      8131 В кулинарию ходил
                 И по мере слабых сил
                 Очень многим убивался
                 Но под вечер восходил
                 На седьмой этаж свой Грозный
                 Все что вместе – стало розно
                 Все что розно – во един
                 Некий
                 Сплелось
Под взглядом моим в дали голубой мной
                                                  прозревающим прозреваемой.

Песни стихи и стихоидные потоки

1985
Предуведомление

Устали мы писать стихи. Ах, устали. Все вместе, да и я, в отдельности, тоже. Стискиваем мы себя, стискиваем, усилием некой внешней мускулистой волевой руки тащим мы себя к источникам былых благоухающих вдохновений и терпим, терпим. Это ж известно, это ж всем известно, что перетерпев, бывает легче, легкость неземная бывает даже, как говорится, второе дыхание, как известно. Дотерпеть бы, а пока – страх, ужас, смятенье, разор, выклики дикие, несуразица всяческая, пока и не стихи даже, а мужество, одно мужество, исключительно.

11 | 00892 Январскою стужею, зимней порою
                 В вечернем окне как салют
                 Холодным сияньем горит надо мною
                 Вершина горы Монсальват
                 И тут же встают за моею спиною
                 Два рыцаря – Свен и Гундлах
                 Один поднимает огромное знамя
                 Другой – его кости и прах
                 Один запевает победные гимны
                 Другой закрывает лицо…
                 Прощайте, родные, я с вами погибну
                 Вот только февраль на крыльцо
                 Ступит
11 | 00893 Я был порой велик как Данте
                 Седьмого снизу этажа
                 Когда российская веданта
                 Вздымалась подо мной дыша
                 Весь внешневидимый маразм
                 Преобразуя в исихазм
                 Пламенеющий
В своем кружении
В своем кружении завораживающем всех по должным им уровням и этажам распределяя, просветление и любовь соответствующие вселяя – иерархия! иерархия небесная, иерархия благословенная, люби! люби нас, пронзай нас энергией своей! —
вот она! вот она! Русь святая! (в этом смысле)
11 | 00894 Не солнце ли спину печет-припекает
                 Мать сына родного корит-укоряет:
                 Так что ж ты, подлец, все в постели валяешься
                 Лишь к ночи, как тать-уголовник сбираешься
                 Он ей отвечает: Прости меня, мати
                 Такая мне жизнь, что от всех мне ебати
                 Художник я есть, я для мира – иное
                 И дело мое, как и татя – ночное
                 Тайное
11 | 00895 Сколько из здесь проживающих
                 Моющих руки в говне
                 Лающих и погибающих
                 Не подзревая об мне
                 Ветхие дньми и убогие
                 Не объясненные быть
                 И для чего многоногие
                 Вызваны воздух мутить
                 Мать их етить
11 | 00896 Изокефалия фекалий
                 На кафеле, где фал кефали
                 Как факел, как лекифа фал
                 Фалликулезно кейфовал —
                 Такое вот сложилось
11 | 00897 Когда пятая квантунская
                 Да гвардейская японская
                 Орденоносная еврейская
                 Армия пошла на нас
                 А мы взяли да по-русскому
                 По-простому – по-советскому
                 Да интернацьяналистскому
                 Да ударили ей в глаз
                 А из глаза из японского
                 Два такие скользко-скользкие
                 Как слезиночки июльские
                 Два упали островка
                 В наши воды да прибрежные
                 В наши руки нежным-нежные
                 Да в объятья неизбежные —
                 Ни за что не отдадим
11 | 00898 Вот ведь как оно бывает
                 Кого-нибудь подозреваешь
                 А сам отъявленный возьмешь
                 И вещь чужую унесешь
                 Там кто тебе уж судия —
                 Живи! – но жгучая твоя
                 Совесть
Поднимет тебя с постели косматой среди ночи жгучей
и погонит к месту преступления твоего: прости, прости, дорогой! —
не прощаешь? – вот, умру у ног твоих – не прощаешь? – вот пеплом сердца моего осыплю ветхую голову греха своего – не прощаешь? – суд совести моей превыше суда любого внешнего, вот он видит тебя и судит тебя судом высшим: вещичку ебаную пожалел, верховным провидением мне за страдания неземные мои и муки ненарочные мне свыше предопределенные, путем сложным через многие руки, и через твои поганые тоже, ко мне, как жертвенное животное, на заклание ведомую – вот, дарю ее тебе, бери! прощаю тебя – иди!
11 | 00899 Я ходил здесь веселился
                 Ох ж, ты ж, Боже ж мой!
                 А потом я удавился
                 Ох ж, ты ж, Боже ж мой!
                 Всякий хрупкий, всякий смертный
                 Ох ж, ты ж, Боже ж мой!
                 Хоть один может бессмертный
                 Ох ж, ты ж, Боже ж мой!
                 А коли один – так кто же
                 Ох ж, ты ж, Боже ж мой!

Еще от автора Дмитрий Александрович Пригов
Инсталляция

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Написанное с 1975 по 1989

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Расчеты с жизнью

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского.


Всякое - 90

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мысли

«Мысли» завершают пятитомное собрание сочинение Д. А. Пригова (1940–2007), в которое вошли «Монады», «Москва», «Монстры» и «Места». Настоящий том составляют манифесты, статьи и интервью, в которых Пригов разворачивает свою концепцию современной культуры и вытекающее из нее понимание роли и задач, стоящих перед современным художником. Размышления о типологии различных направлений искусства и о протекающей на наших глазах антропологической революции встречаются здесь со статьями и выступлениями Пригова о коллегах и друзьях, а также с его комментариями к собственным работам.


Рекомендуем почитать
Жизни, которые мы не прожили

На всю жизнь прилепилось к Чанду Розарио детское прозвище, которое он получил «в честь князя Мышкина, страдавшего эпилепсией аристократа, из романа Достоевского „Идиот“». И неудивительно, ведь Мышкин Чанд Розарио и вправду из чудаков. Он немолод, небогат, работает озеленителем в родном городке в предгорьях Гималаев и очень гордится своим «наследием миру» – аллеями прекрасных деревьев, которые за десятки лет из черенков превратились в великанов. Но этого ему недостаточно, и он решает составить завещание.


Наклонная плоскость

Книга для читателя, который возможно слегка утомился от книг о троллях, маньяках, супергероях и прочих существах, плавно перекочевавших из детской литературы во взрослую. Для тех, кто хочет, возможно, просто прочитать о людях, которые живут рядом, и они, ни с того ни с сего, просто, упс, и нормальные. Простая ироничная история о любви не очень талантливого художника и журналистки. История, в которой мало что изменилось со времен «Анны Карениной».


День длиною в 10 лет

Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!


Котик Фридович

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Подлива. Судьба офицера

В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.


Записки босоногого путешественника

С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.


Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний.


Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.