MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA - [50]

Препятствием на пути Кукина оказался большой щит фанеры, прикрывавший пожарный выход. Его Паша по неосторожности задел, когда зашёл на сцену через пожарную дверь. Фанера имела приличные размеры. Паша начал поднимать фанерный щит, вдруг тот вырвался из рук и с ещё более страшным грохотом полетел на пол. В зале раздались голоса, кто-то захлопал в ладоши. Со второй попытки Кукин сумел пристроить фанерное препятствие в углу. Теперь Паша стряхнул пыль с пиджака и штанин, вытер галстуком лоб и осмотрелся. Перед ним стояли ряды кресел, на которых тут и там сидели немногочисленные зрители. Зрители по большей части обрадовались появлению Кукина в зале. Так школьники на уроке радуются появлению постороннего.

Некоторых зрителей Паша встречал раньше: в трамвае или у знакомых. Сбоку стоял громадный чёрный рояль. Крышка его была открыта, и от этого рояль казался ещё больше. Вот-вот крышка захлопнется, проглотит маленькую пианистку в чёрном платье. На груди платье имело приличных размеров вырез. В строну выреза Паша направил свой взгляд в первую очередь. Потом осмотрел остальное. Пианистка с пухленьким, детским лицом подняла бровки и упёрлась в Кукина большими, оленьими глазами. В глазах её застыл ужас. Паше показалось, что сейчас она начнёт плакать.

Только не хватало, чтобы она истерику закатила, подумал он и постарался придать своему лицу дружелюбное выражение. В позапрошлый раз было примерно такое.

— З-здравствуйте Соня, а вот и я, Паша, — произнёс Кукин тихо, наклоняясь к самому Сониному уху, чтобы только она одна могла услышать.

Пианистка в ответ захлопала ресницами, её руки висели вдоль тела. Паша посмотрел на руки, на ресницы и на глубокий вырез и подумал, что всё-таки школа Столярского умеет отбирать кадры.

— Вы играйте, играйте. Я просто не в ту дверь вошёл. Не надо обращать внимания, — успокоил так хорошо, как только умел, Соню Кукин.

Затем он собрался и крикнул в зал:

— П-п-проверка пожарной с-с-сигнализации! Всё в порядке! Можно продолжать концерт!

— Смотри, он пожарником устроился. Ты бы тоже попробовал, а не дома сидел, дурака валял, — заметил знакомый женский голос с заднего ряда, обращаясь к кому-то назидательно.

Кукин осторожно спустился со сцены и, стараясь не привлекать к себе особого внимания, прошёл вглубь зрительного зала. Там он помахал рукой ветеранам социала, Роману Львовичу и его жене Мусе. Муся совсем постарела, отметил он про себя. Жалобные звуки вновь полились из-под крышки гробообразного инструмента. Магия музыки.

Паша присел в самом углу и, как говорят в Одессе, «с лимонной мордой» стал терпеливо дожидаться окончания концерта.

Получилось, конечно, неловко. Фанера эта грохнулась, словно гром среди ясного неба, хорошо никого не раздавило. Пожарная безопасность, ещё называется. Однако же и сильно не надо расстраиваться. Концерт бесплатный, сидят все свои. Ну, произошла техническая накладка. На такие концерты Сусанна Марковна всегда вербует народ, как раньше на партсобрание. Все вокруг знакомые или дальние родственники, не знаешь, кого больше бояться. «Переживёшь, Соня — друг», — сказал себе Паша и перевёл глаза с фигурки в бархатном платье на стрелки своих часов.

Соня разогналась, пальцы её забегали живее по клавишам.

— Уже лучше. Я тебе говорила, это будет что-то, а ты не верил, говорил, лапша на постном масле, — прокомментировал Мусин голос сбоку. — И, смотри у меня, Рома, узнай у Павлуши за пожарную команду.

Фортепиано вдруг разом стихло. Сонины руки вновь бессильно упали, и зрителям стало страшно, вдруг артистка забыла доиграть последнюю страницу. Руки висели без движения, доигрывать никто не собирался. «Затихла, как на картине „Смерть Марата“, если ещё голову вбок наклонить, то будет похоже», — подумал водитель трамвая.

— Конец уже этой саге за Форсайтов? — прошипела Муся, обращаясь то ли к супругу, то ли ко всем зрителям.

— Доехали с остановками, — ответил ей мужской голос.

Сусанна Марковна встала со стула и обернулась к залу.

— Хлопайте давайте. Я так чувствую, это конец.

Слушатели встали и оживились, громко стали бить в ладоши. Все были горды собой, что досидели до финала, и можно уходить домой.

Сусанна Марковна закричала «Браво!» Теперь настала её очередь. Она, словно дирижёр, повернулась спиной к Соне и взмахивала руками — командовала аплодисментами.

— Однако, где вы нашли эту прелесть? — спросила Муся.

Вместо ответа, дирижёр крикнула:

— Тихо! Через пятнадцать минут второе отделение. Двери я закрыла. В туалет сходить можно на двор. Ключ брать у меня, выходить по одному!

— Слушайте, Сусанночка, так нельзя. У меня после этого бедлама голова болит уже. И Рома — больной человек…

В зале поднялся лёгкий шум. Но организатор концерта оставалась непреклонна. И Паша пошёл раскланиваться со знакомыми и малознакомыми зрителями. Подошёл к Сусанне Марковне.

— Так рада, что вы пришли, Павлуша, а то придут и сразу драпать, — заговорила она. — Но вы, умница! Главное, какой эффект появления! Вы произвели взрыв. У меня перехватило дыхание в лёгких. Я даже подумала, жалко, что вы не конферансье.

— К-какой из меня к-к-конферансье?

— Вы, знаете, когда я познакомилась с диктором Кирилловым, я тоже так подумала. Какой из тебя конферансье? Так ведь работает, читает с бумажки. Ему там пишут. А Сонечка? Ростропович с Вишневской! Идите к ней, тут все наши уже предвкушают ваше первое свидание.