Москва-41 - [46]
Девятого августа немцы атаковали, на участке ослабленной 13-й армии, прорвали фронт и ввели в брешь более 100 танков с пехотой. Голубев запросил разрешение на отход — армии грозил полный разгром. Ефремов дал согласие и срочно перебросил туда, под Хотимск, 155-ю стрелковую дивизию из состава 21-й армии. Если бы этот манёвр запоздал, 45-й стрелковый корпус 13-й армии был бы раздавлен. Трагизм событий тех дней может проиллюстрировать фрагмент из боевого донесения командарма-13 в штаб Центрального фронта. Генерал Голубев, только что вырвавший основные силы своих дивизий из окружения, сообщал следующее: «Армия вынуждена действовать при наличии противника с северо-востока и запада. Реальные силы армии — 155-я сд, 52-я кд, слабые части 4-го вдк и 50-й тд, которые в общей сложности имеют около 1600 штыков и 20 танков. Остальные силы ведут бой в окружении в районе Климовичей или выходят из окружения мелкими частями. В некоторых полках осталось по 100–150 штыков. Свои возможности формирования новых частей за счёт тылов исчерпаны включительно до сапёров и связистов. Оружие также не получаем»[83].
Во время этих боёв произошло событие, которое впоследствии войдёт в историю Великой Отечественной войны отдельным эпизодом. Но никто из историков и военных писателей не связывал его с тем, что произойдёт под Вязьмой в апреле 1942 года. А связь, между тем, прямая. Судьбы командира 63-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Л. Г. Петровского и командующего 33-й армией генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова сойдутся в той наивысшей точке, в которой человек проявляет себя во всей своей полноте.
Тем временем 63-й корпус 21-й армии дрался в полном окружении. Немцы настолько плотно закрыли горловину окружения, что стало понятно: соединению в полном составе не пробиться. Ефремов, исчерпав все возможные средства вызволить из кольца обречённых на гибель и плен, послал в окружённую группировку самолёт. Накануне во время авианалёта на штаб 21-й армии был ранен исполняющий обязанности командующего генерал-майор В. Н. Гордов. Лётчик, направленный к Петровскому, имел пакет с приказом, в котором, в частности, было и следующее: «…2. В командование 21-й армией немедленно вступить комкору-63, генерал-лейтенанту Петровскому.
3. В командование 63 ск вступить командиру по назначению Петровского.
4. О допущенном командире для командования 63 ск Петровскому немедленно доложить Военному совету фронта».
Лётчик тихоходного Р-5 выполнил приказ, благополучно приземлился у села Святое, где находился КП 63-го стрелкового корпуса, вручил Петровскому приказ комфронта. Тот прочитал его и на обороте написал, что просит командующего отложить его назначение до выхода корпуса из окружения.
Когда самолёт вернулся назад, начштаба полковник Л. М. Сандалов[84] с горечью сказал Ефремову:
— Петровский не выполнил приказ. Зря.
Ефремов внимательно посмотрел на своего начштаба и сказал:
— Петровский — настоящий офицер. И до того, как получить наш приказ, он отдал себе свой. И сейчас его исполняет. Как офицер, он имеет на это право.
В районе Чеботовичей близ Гомеля Петровский сосредоточил два полка 154-й и остатки 232-й стрелковых дивизий. И пошли на прорыв через порядки немецкой 154-й пехотной дивизии. Комкор был смертельно ранен…
Центральный фронт просуществовал недолго, 25 августа он был расформирован, а управление и войска переданы Брянскому фронту. Но несколько раньше произошло событие, о котором следует рассказать особо. Военные люди на войне воюют: солдат в своём окопе, офицеры — каждый на своём месте, некоторые тоже в окопе, рядом с бойцами, некоторые на КП роты, батальона, полка и так далее. Но были во время Великой Отечественной войны высокопоставленные люди в военной форме, которые считали, что видят проблему гораздо шире фронта того соединения, представительствовать от имени Ставки в которое были поставлены. Шире, и, главное, глубже. Они получали такие же полководческие ордена, которые получали настоящие военачальники. Я имею в виду членов Военного совета армий и фронтов. Как известно ими были партийные функционеры Л. З. Мехлис, Н. С. Хрущов, Н. А. Булганин и многие другие. Мехлис, к примеру, умудрился получить все полководческие ордена, кроме ордена Богдана Хмельницкого. Даже П. К. Пономаренко, о котором вынужденно пойдёт речь ниже, имел полководческий орден Суворова 1-й степени. Хотя военным никогда не был. Он окончил Московский институт инженеров транспорта, с 1937 года работал в аппарате ЦК ВКП(б), где, видимо, прошёл ту партийную школу, которая и помогала ему потом в жизни добиваться высот, должностей, положения. В августе 1941 года Пономаренко был членом Военного совета Центрального фронта. 8 августа Ефремов принял фронт. Надо полагать, какое-то время ему потребовалось, чтобы сдать дела в 21-й армии своему заместителю и начальнику штаба В. Н. Гордову, какое-то — для того, чтобы принять фронт у отбывающего в Крым Ф. И. Кузнецова. Войска в это время находились в постоянных боях. А в это время, 14 августа, Пантелеймон Кондратьевич, как бдительный член Военного совета Центрального фронта, отсылает в Москву, в Ставку, на имя И. В. Сталина телеграмму следующего содержания:
