Москва-41 - [141]

Дальше не дали нам договорить, и окончание я узнал спустя несколько месяцев. Лизюков на суде отказался от своих показаний, объяснив, что его вынудили недозволенными методами признать себя виновным. И тут-то, к ужасу Лизюкова, два члена Военной коллегии прервали его, заявив, что это враждебный приём, и поэтому заявление Лизюкова в расчёт не принимать, а ему вынести высшую меру наказания. Лизюков не растерялся и закричал: «Прочтите фамилии! Ведь все, кто меня завербовал, — это же действующие лица из таких-то и таких произведений». Что тут было! Трудно представить. И его [дело] направили на доследование.

Однако дорого это обошлось и Лизюкову, он недосчитался двух рёбер, и, когда я с ним встретился уже в дни Великой Отечественной войны, то он жаловался на ноги, и очень, и говорил об этом как о последствиях. Там же он рассказал мне о встрече, при выходе из окружения, со своим бывшим следователем. Тот оказался жалким трусом, изорвавшим свой партийный билет и бежавшим без оглядки на восток».

Что тут скажешь… Следователи НКВД, какими бы они преданными ни были делу партии в мирное время, оказались неспособными к защите Родины. Хотя отряды НКВД и целые части храбро дрались в дни немецкого «Тайфуна» и затем, в период контрнаступления наших фронтов. Но там, в тех отрядах и частях, к счастью, были другие люди — воины, а не тюремщики.

В декабре 1939 года на очередном заседании трибунал счёл обвинения следователей НКВД в отношении А. И. Лизюкова безосновательными и полностью оправдал его.

3

Звание и награды были возвращены. В 1940 году его назначили преподавателем Военной академии механизации и моторизации РККА им. И. В. Сталина. Но Лизюков снова затосковал по работе в войсках, и вскоре добился назначения в 36-ю танковую дивизию 17-го механизированного корпуса на должность заместителя командира по строевой части.

Война застала полковника Лизюкова в пути. Накануне он был срочно вызван в Москву, на новое место службы. 21 июня нарком обороны СССР подписал приказ о назначении его на должность начальника 1-го отдела авто-бронетанкового управления Западного Особого военного округа. В штабах не хватало образованных, энергичных и инициативных офицеров, способных мыслить и работать на перспективу. И особенно это касалось танковых и механизированных войск. По инициативе нового начальника Генерального штаба Г. К. Жукова полным ходом шло формирование мехкорпусов. Только что отгремела Зимняя война с Финляндией. В результате походов Красной армии в Западную Белоруссию и Северную Буковину границы СССР отодвинулись на запад. Именно там расквартировывались дивизии и полки новых корпусов.

Вокзалы и эшелоны, в особенности те, которые шли на запад, в те дни были переполнены: офицеры-отпускники срочно отзывались и направлялись в свои части. Из воспоминаний вдовы Лизюкова Анастасии Кузьминичны: «Приехав в Москву, он в этот же день возвращается обратно в свою часть, но до неё не доезжает, ибо там уже были немцы. Тут же, по дороге, он собрал народ, ехавший кто в отпуск, кто из отпуска. Это хорошо описывает Константин Симонов в своей статье «Июнь, декабрь», как Лизюков организовал отряд, из кого, откуда он взялся, как он стал командиром, появилось оружие и как будто под его командованием находится регулярная армия, которой он командует, по крайней мере, не менее трёх лет, а не разношёрстная публика, а ведь здесь были шофёры, юристы, инженеры и т. п. и получилась — кадровая армия».

С отцом на войну — 24 июня Лизюков был назначен заместителем командира 17-го мехкорпуса — увязался шестнадцатилетний сын Юрий. Он вспоминал: «Все военные должны были вернуться в свои части. Стали решать семейным советом, что делать дальше с нами, и решили, что я и мать поедем в Ленинград, к матери моей мамы. Но я категорически отказался от этой мысли и просил отца взять меня с собой на фронт — так, как он делал всегда: брал меня на все учения и маневры. В семье наступила пауза, и здесь вмешалась моя мать. Она сказала отцу: «Попробуй поговорить в Наркомате обороны, чтобы его всё-таки разрешили взять с тобой, а то уже в Финскую убегал, так здесь уже наверняка сбежит!» И отцу разрешили взять меня с собой». Юрий Лизюков впоследствии окончит Саратовское танковое училище и уже летом 1942 года лейтенантом продолжит службу в 5-й танковой армии.

До Барановичей, в окрестностях которого базировался 17-й мехкорпус, эшелон не доехал. Под Борисовом налетели немецкие самолёты и в щепки разбомбили состав. Среди уцелевших во время налёта бойцов и командиров началась паника: кто-то пустил слух о немецком десанте, высадившемся на Березине и захватившем мосты и переправы.

Именно такие минуты определяют, кто есть кто, и решают, кому жить воином, а кому — трусом, спасающим свою шкуру. Лизюков приказал прекратить панику, собрал вокруг себя надёжных и быстро сформировал отряд, разбил его по взводам, ротам, батальонам. Утром следующего дня новое формирование полковника Лизюкова уже именовалось стрелковым полком. Полк имел чёткую иерархию и был полностью вооружён. Полный штат, в том числе и материальная часть, был даже у артиллерийских батарей.