Московское Время - [4]
– Хорошо бы еще узнать, кто и когда устроил эту комнату… – продолжил Алексей Арнольдович.
Вдруг в глазах Софьи Дмитриевны его изображение начало слоиться, как слоятся на зное дальние предметы. Она схватила его за руку, и все провалилось в тьму.
4
Когда вокруг стало бело, Софья Дмитриевна увидела себя и Алексея… на Мясницкой улице, напротив Почтамта. Скользнуло чувство успокоения – до дома рукой подать, а там уж… Но только скользнуло: совсем ненадолго смогла эта извечная надежда на родные стены затмить и растерянность, и страх перед происшедшим. По неосмысленным до конца признакам Софья Дмитриевна начала догадываться: перед нею картина, знакомая лишь отчасти. Чем яснее проступали эти признаки, тем драматичней воспринималась ею реальность, которая оборачивалась чужим, не ее миром.
Почтамт, чайный магазин и дом генерала Юшкова за спиной Софьи Дмитриевны оставались прежними, но от Боброва переулка, вместо церкви и домов тянулся теперь вдоль улицы сквер. А куда исчез целый квартал с Мясницкой площади?! И еще бросалось в глаза массивное, нависающее будто бы из-под самого неба серое здание, возникшее на противоположном углу площади, где еще вчера находился дом с булочной – кондитерской. На его крыше высились синие буквы БАНК ВТБ 24. Что-то настораживало в этой надписи. Ах, да: в слове «банкъ» не хватало твердого знака. Но самое удивительное заключалось в том – и как это Софья Дмитриевна не отметила сразу?! – что улица текла. Да, да, мостовую до краев заполняла медленная, разноцветная река невиданных ею доселе авто… А еще прохожие, одетые по неведомой моде… Стоял теплый, наверно, летний день, и хотя Софья Дмитриевна и Алексей Арнольдович попали сюда как были дома – без верхней зимней одежды, окружающие все равно озирались на них. Правда, на «тройку» Алексея Арнольдовича никто особенно не заглядывался, зато длинное платье Софьи Дмитриевны привлекало к себе всеобщее внимание.
– Во, артисты из театра сбежали! – показал на них пальцем молодой человек с множеством мелких колец в обоих ушах. Судя по его сандалиям на босу ногу, был он приверженцем системы доктора Кнейпа. Одетый в короткие штаны, какие носят на помочах дети, правда, без помочей (а, может, они скрывались под желтой рубашкой без рукавов и без пуговиц, с одной только прорезью для головы), выглядел он довольно нелепо. Оба его компаньона по виду мало чем от него отличались.
– Что вы себе позволяете? – шагнул к нему Алексей Арнольдович.
– Ладно, ладно, мужик, ты чего? – отступил поближе к товарищам молодой человек.
«Мужик?! – поразилась Софья Дмитриевна. – Да какой же Алексей Арнольдович мужик?!» И тут же цепь изумлений сдвинулась еще на одно звено, которым стала увиденная ею надпись на рубашке молодого человека: «Как ни крутись, а жопа сзади!»
Она не поверила своим глазам – такое в обществе людей невозможно!
Софья Дмитриевна крепко, до головокружения, зажмурилась, а когда разомкнула веки, обнаружила себя… в потайной комнате.
5
Она в одиночестве сидела на стуле.
– Алеша! – позвала Софья Дмитриевна.
Он не отозвался.
Миновав коридор, Софья Дмитриевна вбежала в спальню, но мужа там не было. И не было его нигде.
– Да что с вами? – пыталась добиться ответа Глаша. – На вас лица нет! Что случилось-то?!
А Софья Дмитриевна все металась по квартире, пока не упала, обессиленная, в кресло.
– Он остался там, – прошептала Софья Дмитриевна поблекшими губами.
– Кто остался?
– Алеша.
– Где?
– Не знаю… В другом мире…
– Да что вы такое говорите, барыня?
Вдруг Софья Дмитриевна оживилась:
– А Алексей Арнольдович не выходил из дому?
– Да нет. И шуба их вон висит в прихожей.
Софья Дмитриевна закрыла лицо руками и, раскачиваясь, начала повторять:
– Он остался там… Он остался там…
– Барыня, Софья Дмитриевна, – мягко опустилась перед ней на колени Глаша, – ну объясните вы мне все по-человечески!
Софья Дмитриевна порывисто откинула руки, сухо блеснула глазами:
– Объяснить? Пойдем, Глаша…
Она взяла ее за руку и повела в спальню.
Глаша оторопело замедлила шаг, увидев на месте зеркала тусклый свет проема.
– Идем, идем, – преступив черту стены, потянула ее за собой Софья Дмитриевна. – Еще не пришли…
Глаша встала посреди потайной комнаты, озираясь с широко раскрытыми глазами.
– Барыня, откуда все это? – наконец, промолвила она. – Стол, картина… А свечу вы зажгли?.. Стулья какие-то чудные… Уж больно спинки выпирают.
Глаша подошла к одному из них.
– Наверно, сидеть неудобно…
Софья Дмитриевна напряженно смотрела от порога, вся натянутая, как струна, в том горячечном состоянии, когда на что угодно готов, лишь бы отринуть свое горе. И, похоже, способ она нашла.
– Не вздумай! – вскрикнула Софья Дмитриевна. – Не вздумай садиться!
И как-то зловеще улыбнулась:
– Не то будет вот что…
Она быстрым шагом подошла к стулу и села.
Софья Дмитриевна знала, что сейчас наступит мрак, а потом она окажется в том самом ужасном мире, но… рядом со своим Алешей.
Однако оказалась она вовсе не там, где рассчитывала встретиться с мужем. Поначалу Софья Дмитриевна вообще не была уверена, Мясницкая ли это улица, поскольку и Почтамт, и дом Юшкова лишь отдаленно походили на привычные для ее взгляда здания. А вместо чайного магазина Перлова стоял, прижимаясь к земле, одноэтажный деревянный домик, да и дальше за ним тянулись такие же унылые домишки. И лишь в храме на углу переулка однозначно угадывалась церковь Фрола и Лавра.
![Грёзы о сне и яви](/storage/book-covers/93/93b35aa87e30beac861c956977c11bbda219a905.jpg)
Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.
![Ненастной ночью](/storage/book-covers/c6/c63f1e87294dc79fcb9e4a722d34561ce29810a6.jpg)
Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.
![Щастье](/storage/book-covers/a2/a272c6ae089b201e4c7ade831b432abde2cd850e.jpg)
Будущее до неузнаваемости изменило лицо Петербурга и окрестностей. Городские районы, подобно полисам греческой древности, разобщены и автономны. Глубокая вражда и высокие заборы разделяют богатых и бедных, обывателей и анархистов, жителей соседних кварталов и рабочих разных заводов. Опасным приключением становится поездка из одного края города в другой. В эту авантюру пускается главный герой романа, носитель сверхъестественных способностей.
![Любовь под дождем](/storage/book-covers/da/da75eaf233a146fa2dbc659a9b0a6d8a1bec89af.jpg)
Роман «Любовь под дождем» впервые увидел свет в 1973 году.Действие романа «Любовь под дождем» происходит в конце 60-х — начале 70-х годов, в тяжелое для Египта военное время. В тот период, несмотря на объявленное после июньской войны перемирие, в зоне Суэцкого канала то и дело происходили перестрелки между египетскими и израильскими войсками. Египет подвергался жестоким налетам вражеской авиации, его прифронтовые города, покинутые жителями, лежали в развалинах. Хотя в романе нет описания боевых действий, он весь проникнут грозовой, тревожной военной атмосферой.Роман ставит моральные и этические проблемы — верности и долга, любви и измены, — вытекающие из взаимоотношений героев, но его основная внутренняя задача — показать, как относятся различные слои египетского общества к войне, к своим обязанностям перед родиной в час тяжелых испытаний, выпавших на ее долю.
![Две тетради](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
Это — первая вещь, на публикацию которой я согласился. Мне повезло в том, что в альманахе «Метрополь» я оказался среди звёзд русской словесности, но не повезло в том, что мой несанкционированный дебют в Америке в 1979-м исключал публикацию в России.Я стоял на коленях возле наполняющейся ванной. Радуга лезвия, ржавая слеза хронической протечки на изломе «колена» под расколотой раковиной… я всё это видел, я мог ещё объявить о помиловании. Я мог писать. Я был жив!Это — 1980-й. Потом — 1985-1986-й. Лес. Костёр. Мох словно засасывает бумажную кипу.
![Первый день лета](/storage/book-covers/55/5511cb598badf3b7e42a5dda0bc6e1e9719eaa05.jpg)
Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.