Московская история - [102]

Шрифт
Интервал

Долгое время они ходили порознь с Севкой, никогда не встречались. Да и Севка в ту пору захаживал редко — учился, защищал диплом, потом они с женой получили новую квартиру. Севкину жену Ангелина Степановна никогда не видела: Севка ни разу ее не привел, а старушка о ней не спрашивала. Это было, вообще, правило «генеральши»: «Не задавай вопросов, если хочешь, чтобы человек говорил с тобой по душам». И правда, с нею легко было разговаривать, хотя она вроде ничем не интересовалась, ей просто выкладывали все самое сокровенное.

Ангелина Степановна, например, никогда не приставала к Косте, отчего он не женится, хотя все кому не лень интересовались этой деталью его биографии. От всех он выкручивался как колобок. Лишь одной Ангелине Степановне ни с того ни с сего взял и сказал: «Мне ничего не надо. Как коту. Может быть человек, как кот? За дачами и машинами не гонится, начальником стать не хочет, котятами своими не интересуется! Ходит, ест, спит и точка!» Ангелина Степановна выслушала молча, взяла тазик и стала стирать какие-то тряпочки. Стирала и вздыхала. Больше ничего. Зато Костя понял: расстроилась старушка. Всерьез. Хотя что тут особенного? Будто и женатые так не живут…

И вот однажды, когда Ижорцев заскочил навестить Ангелину Степановну, неожиданно появилась и Светлана. Она выглядела смущенной, делала вид, что это случайное совпадение, но Ангелина Степановна неодобрительно встала из-за стола и ушла на кухню, для того чтобы подогреть чайник.

— Это ты напрасно, Света, — сказал Ижорцев. — Не надо, Света. Зачем ты? Я устал. Я не могу больше, понимаешь?

И тут случилось невероятное. Светлана опустилась на колени.

— А я могу?

Она стояла на коленях, уронив руки на пол. Ижорцев смотрел на тонкие гибкие пальцы, бессильно скорченные на стареньком затоптанном половичке. В них была видна такая беззащитность, такая сломленность и покорность — ни следа прежней враждебной жажды, — что Ижорцев в первый раз ощутил приливающую к сердцу свою вину.

— Слушай, хватит! — он вскочил разозленно. — Ну-ка, вставай. Давай руку! Светка!

Она медленно поднялась, не прикоснувшись к его протянутой руке, отвернулась и попросила:

— Отвези меня домой. Если можешь.

— Идем! — он шагнул к двери.

Ижорцев тогда еще не очень уверенно водил машину, и они довольно долго кружили по кривым и путаным улочкам, свернув в их лабиринт с прямой и широкой Новослободской. Ижорцев тут никогда не бывал и с любопытством оглядывал ветхую московскую двухэтажную старину, таившуюся в прошлом веке за пышными зданиями института благородных девиц и Дома призрения на бывшей Божедомке. Еще до войны там воцарился монументальный Театр Советской Армии, а теперь шло вовсю яростное наступление бульдозеров, строительных кранов и тягачей. Уже целые кварталы современных домов скрывали под своими фундаментами топографию древних сонных улочек. Светлана жила, а вернее, снимала комнату в крошечном, чудом сохранившемся в неприкосновенности горбатом переулочке всего в десять — двенадцать бревенчатых домов. Их дворики в тени темных лип были перерезаны деревянными тропками, у остатков прежде крепких ворот еще держались на лобастых чурбанах завалинки. В центре переулка, на самом взгорбке, стоял единственный оштукатуренный дом с колоннами и вензелем под скатом высокой крыши. Если ни во что здесь не вглядываться и не замечать, что на углу за крайней избой выпячивался блочно-панельный стандартный короб с зеленой вывеской «Детский сад», то переулок похож был на декорацию Москвы времен нашествия Наполеона.

Когда «Жигули» Ижорцева осторожно вползли на полопавшийся асфальт, обнажавший в расселинах древнюю булыжную мостовую, лежавшую под ним, переулок был тих и безлюден. Смеркалось, «серый час» обволакивал пеленой мутные огоньки в окошках с ситцевыми занавесочками и горшками герани.

— Здесь, — сказала Светлана.

Ижорцев остановился, но так как она не пошевельнулась, чтобы выйти, он подождал мгновенье и выключил мотор. Тишина переулка блаженно вползала в машину.

— Сева…

— А?

— Знаешь, чего я не могу себе простить?.. Тогда, в общежитии, когда девчата ушли в кино… Ты так меня просил, плакал даже. Какая я дура была. Потрясающая дура, да?

Ижорцев молчал. Он не помнил того дня — память каждого хранит свое, и то, что представлялось важным и решающим Светлане, его не задело. Но все же ее слова вернули воспоминание того молодого жара, который пылал в нем когда-то.

— Отказалась от своего счастья… и так не узнала ничего, Севка, понимаешь? Не узнала и не узнаю.

У Ижорцева занемели колени. Чтобы преодолеть бесстыдную ясность ее слов, он потянулся, отворил дверцу.

— Ну, ладно, Света, время позднее.

— Выйди, — она слегка дотронулась до его рукава. — На минуточку выйди.

Ижорцев машинально вынул ключ из зажигания, положил в карман. Потом вышел из машины, захлопнул дверцу. Светлана уже стояла на узеньком тротуаре возле низких оконец крохотного дома.

— Вот здесь я теперь, — пробормотала Светлана. — Ты взгляни, как… иди сюда.

Ижорцев, неясно слыша ее слова, подошел к ней, и в тот миг, когда остановился рядом, какой-то острый, нежный, несомненно очень знакомый аромат заставил его глубоко вдохнуть воздух.


Еще от автора Елена Сергеевна Каплинская
Пирс для влюбленных

Елена Сергеевна Каплинская — известный драматург. Она много и успешно работает в области одноактной драматургии. Пьеса «Глухомань» была удостоена первой премии на Всесоюзном конкурсе одноактных пьес 1976 г. Пьесы «Он рядом» и «Иллюзорный факт» шли по телевидению. Многие из пьес Каплинской ставились народными театрами, переводились на языки братских народов СССР.


Рекомендуем почитать
Смерть Егора Сузуна. Лида Вараксина. И это все о нем

.В третий том входят повести: «Смерть Егора Сузуна» и «Лида Вараксина» и роман «И это все о нем». «Смерть Егора Сузуна» рассказывает о старом коммунисте, всю свою жизнь отдавшем служению людям и любимому делу. «Лида Вараксина» — о человеческом призвании, о человеке на своем месте. В романе «И это все о нем» повествуется о современном рабочем классе, о жизни и работе молодых лесозаготовителей, о комсомольском вожаке молодежи.


Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


В таежной стороне

«В таежной стороне» — первая часть трилогии «Рудознатцы», посвященной людям трудной и мужественной профессии — золотопромышленникам. Действие развивается в Сибири. Автору, горному инженеру, доктору технических наук, хорошо знакомы его герои. Сюжет романа развивается остро и динамично. От старательских бригад до промышленной механизированной добычи — таким путем идут герои романа, утверждая новое, социалистическое отношение к труду.


Ивановский кряж

Содержание нового произведения писателя — увлекательная история большой семьи алтайских рабочих, каждый из которых в сложной борьбе пробивает дорогу в жизни. Не сразу героям романа удается найти себя, свою любовь, свое счастье. Судьба то разбрасывает их, то собирает вместе, и тогда крепнет семья старого кадрового рабочего Ивана Комракова, который, как горный алтайский кряж, возвышается над детьми, нашедшими свое призвание.


Год со Штроблом

Действие романа писательницы из ГДР разворачивается на строительстве первой атомной электростанции в республике. Все производственные проблемы в романе увязываются с проблемами нравственными. В характере двух главных героев, Штробла и Шютца, писательнице удалось создать убедительный двуединый образ современного руководителя, способного решать сложнейшие производственные и человеческие задачи. В романе рассказывается также о дружбе советских и немецких специалистов, совместно строящих АЭС.


Истоки

О Великой Отечественной войне уже написано немало книг. И тем не менее роман Григория Коновалова «Истоки» нельзя читать без интереса. В нем писатель отвечает на вопросы, продолжающие и поныне волновать читателей, историков, социологов и военных деятелей во многих странах мира, как и почему мы победили.Главные герой романа — рабочая семья Крупновых, славящаяся своими револю-ционными и трудовыми традициями. Писатель показывает Крупновых в довоенном Сталинграде, на западной границе в трагическое утро нападения фашистов на нашу Родину, в битве под Москвой, в знаменитом сражении на Волге, в зале Тегеранской конференции.