Действующие лица
Тетя Люба.
Аксюша.
Отец.
Мать.
Действие происходит в ноябре 1941 года.
Комната, которая еще недавно была уютной. Теперь обеденный стол отодвинут в сторону и почетное место занимает железная печка-времянка, ее голенастая труба выведена в окно, и на нем, по морозным узорам и накрест приклеенным бумажным полоскам, растекаются черные струйки. Налево — входная дверь, направо — белые двустворчатые двери. Есть еще шкаф и письменный дамский столик, но все это отодвинуто в охваченную сумерками глубину. Возле времянки сидит тетя Люба, читает газету, подбрасывая в огонь щепки. На голове у нее полумужская шляпа, на плечи наброшен пуховый серый платок, большие ноги обуты в высокие фетровые боты. Возле тети Любы стоит на стуле потертый саквояж. У окна — Аксюша, в накинутом коротком узковатом пальтишке, в мальчиковых полуботинках.
Аксюша(барабанит по стеклу пальцами, напевает). «Москва моя, страна моя, никем не-по-бе-ди-мая…».
Тетя Люба. Ну и ну. Что за газеты теперь стали! (Читает.)
«Врагу под Москвой не сносить головы,
Защитников много у нашей Москвы,
Казах и туркмен, белорус и грузин,
Украинец, русский, таджик — как один
По вражеским полчищам станут разить,
Огнем и мечом их палить и рубить».
(Пожав плечами.) Не газета, а… сборник стихов.
Аксюша(напевает, не оборачиваясь). «Москва моя, ты самая любимая…».
Тетя Люба. Море поэзии в тот момент, когда немцы под Кубинкой… Ты помнишь, мы в Кубинке снимали дачу? Тебе было полгодика!
Аксюша напевает чуть слышно, без слов.
Тетя Люба. Аксюша, не пой так, пожалуйста, это у тебя нервное. (Вздохнула.) Я видела на рынке, как один мужчина менял хлеб на водку. Хлеб! И еще ходят слухи, что у нас не хватает танков.
Аксюша(с досадой). Ну где же это мама?!
Тетя Люба. Я бы с огромной охотой повидала сегодня твоего отца. Архитектор роет окопы… В этом есть тоже нечто забавное…
Аксюша. В этом нет ничего забавного!
Тетя Люба(подняв брови). Меня удивляет твой тон. Мне кажется, что это забавно. Надеюсь, что там не слишком сильно стреляют.
Аксюша(с тоской). Хоть бы мама скорее пришла!
Тетя Люба. А знаешь, Аксюша, чем взрослый отличается от ребенка? Разумной терпеливостью. Тебе надо постепенно себя к этому подготавливать. Сегодня тебе исполняется восемнадцать лет, а это значит, что всего лишь года через два ты станешь взрослой. Именно в этом возрасте я порвала с семьей и поступила на Бестужевские курсы.
Аксюша. Уже скоро одиннадцать. Вы останетесь у нас ночевать?
Тетя Люба. Очевидно. Я взяла с собой хлеб и сахар. Твой день рождения я всегда праздную с вами, не вижу никаких причин, чтобы отменить эту традицию.
Аксюша(резко). Мне очень жаль, но никакого праздника не будет.
Тетя Люба выпрямляется. Газета вздрагивает в ее руке.
(Взглянув на нее, неловко.) Без папы…
Тетя Люба. Бедная девочка, ты волнуешься. Восемнадцать лет… Я понимаю, хотелось бы танцевать в белом платье, а не глотать дым от этой вот буржуйки. (Небрежно указывает на печку.) Кстати, чем вы топите?
Аксюша. Пока что кухонным столом и старым буфетом.
Тетя Люба. Знаешь, потом можно будет разобрать сараи во дворе. (Улыбнувшись.) Я помню, как в восемнадцатом году мы по ночам ломали заборы… у купца Епишникова был отличный крепкий забор. Как видишь, у меня есть опыт, Аксюша. (Меланхолично.) Какие были светлые времена… Мы ели капустные котлеты и читали вслух «Материализм и эмпириокритицизм»…
Аксюша. «Были»! Почему это «были»?
Тетя Люба. А потому что у каждого есть в жизни молодость, и это самое лучшее время. Доживешь до моих лет и тоже будешь говорить «были». Про эту вот буржуйку и про… оду: «Огнем и мечом их палить и рубить».
Пауза.
Аксюша. Ну где же мама?
Тетя Люба. Надеюсь, что она успеет до одиннадцати.
Аксюша(с досадой). Ох, тетя Люба!
Тетя Люба. Ну что «тетя Люба»! Я всегда говорила Мите, что у твоей мамы легкий характер. У вас вода не замерзла?
Аксюша. Нет, мы кран не закрываем.
Тетя Люба. Давай поставим чайник.
Аксюша. Почему легкий характер?
Тетя Люба. Это не требует объяснения. Просто — легкий характер. И слабое здоровье.
Аксюша. Слабое? У мамы?
Тетя Люба. А вот это я сказала именно для тебя. Ее легкий и живой характер не позволяет заметить, какая она хрупкая.
Аксюша(неуверенно). Ничего подобного!
Тетя Люба. Ну вот начинается. Опять меня никто не слушает. Что за семейка! И в такие времена, когда немцы чуть ли не в Сходне, а газеты печатают много стихов.
Аксюша. Тетя Люба, перестаньте говорить про газеты. Я не разрешаю! Они поддерживают моральный дух, и в этом нет ничего забавного!
Тетя Люба. Детка, если я вижу в жизни забавное, мне этого никто не может разрешить или запретить. Я просто вижу — и все.
Аксюша(не слушая). Когда весь народ, весь, как один…
Тетя Люба. А в Сходне мы тоже снимали дачу. Помнишь?
Аксюша. И эти слухи, которые вы повторяете…
Тетя Люба. Ну хорошо! Ты меня убедила.