Пирс для влюбленных - [5]

Шрифт
Интервал

А, Митя?

Отец(секунду смотрит на нее, затем шутливо, с нежностью). А ну-ка, сознавайся, где ты была так долго?

Мать(опустив глаза). Я шла и думала — хорошо бы прийти, а ты уже дома…

Отец. Ты шла очень медленно…

Мать. Ты видел… заграждения за Кропоткинской?

Отец. Да.

Мать. Одного я не могу себе простить. Твой проект…

Отец(качнув головой). Ну, на такие мелочи теперь никто не обращает внимания.

Мать. Пропали два года работы…

Отец. Ничто не пропало, пока это… (прикасается пальцами к своему лбу) здесь.

Мать. Митя, смешно признаваться в любви после девятнадцати лет нашей…

Отец. Нет. Признайся! Ну признайся же наконец!

Тетя Люба(вводит за руку Аксюшу). Она уверяет, что эта муфта ей не пойдет. Моя дорогая, когда тебе было три года, у тебя была плюшевая муфточка на шнурочке через шею. И прекрасно шла! А это настоящий хорек. Настоящий!..

Аксюша(отцу и матери). Извините…

Мать(хлопает звонко в ладоши). Ну, быстро все за стол! Стынут наши сорок перемен!


Все садятся. Тетя Люба кладет перед собой свой хлеб и сахар.


Отец(ставит на стол бутылку водки. Матери). К сожалению, вот… только такое шампанское. А?

Тетя Люба. Я всегда говорила, что пить надо именно водку.

Мать. Тетя Люба, возьмите колбасы.

Тетя Люба(смотрит ей в глаза). Нет. У меня есть свой хлеб и сахар.

Отец. Что значит свой?

Тетя Люба. Только это и значит. В восемнадцатом году ходили в гости со своим хлебом, и было ничуть не менее весело.

Мать(робко). Это когда ничего другого не было, а когда есть…

Тетя Люба. …И мы тогда читали вслух «Материализм и эмпириокритицизм», а не разыгрывали глупые сказочки. И революция тогда была в опасности. Мы просто были серьезнее!

Мать. Тетя Люба, мы станем серьезными завтра. Правда, Митя?

Отец. Завтра… (Наливает водку в бокалы.) Конечно.

Тетя Люба. Завтра он…

Мать. Ай! Митя, ты перелил, перелил! (Быстро берет бокал, встает.) Аксюша, доченька. За твое будущее. А это значит — за победу!


Отец тоже встает. Молча чокается с матерью. Медленно поднимается Аксюша.


Тетя Люба(хлопотливо вскакивает, роняет вилку, бормочет едва слышно). «За победу», «за победу»… В газетах пишут стихами, разговаривают — речами…


Все чокаются, пьют.


Мать(оживленно). Ух ты! Ну, хлопцы, теперь держитесь, сейчас я захмелею. Митя! Знаешь, отчего мне весело? Наша дочь растет и хорошеет, и этому не может помешать война!

Отец(подает матери бутерброд). Ну конечно, дорогая. Ешь, пожалуйста.

Мать. Митя, Аксюша, знаете, отчего мне так весело? Оттого, что впервые за эти месяцы мне говорят: ешь, пожалуйста, оттого, что мы все здесь вместе и как будто вовсе нет никакой войны!

Тетя Люба. Митя, не давай ей, пожалуйста, больше водки.

Мать. А теперь пусть ударят и цимбалы, и балалайки, и гусли! И весь сводный международный оркестр! Три — четыре! (Запевает.) «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…».

Отец(подхватывает). «Просыпается с рассветом вся советская земля…».

Тетя Люба. Вам нужно пить не водку, а валерьянку!

Мать. «Москва моя, страна моя…». (Встает, подбегает к репродуктору, висящему на стене.) Пусть включится и большой симфонический оркестр! Пусть все слышат! Пусть все знают! (Поворачивает регулятор.)


Раздается голос диктора: «…вога. Граждане, воздушная тревога. Граждане, воздушная тревога». Где-то возникают разноголосые гудки, воет сирена.


(Медленно возвращается к столу, садится.) Ну вот, Митя… А я хотела, чтобы иллюзии продлились до завтрашнего доя. Но… сейчас не время для иллюзий. Я это чувствую. (Напряженно.) Да, Митя?


Слышится стук во входную дверь, глухой голос: «Граждане, есть там кто? Выходите в убежище!» Пауза. Все сидят не двигаясь. Умолкают звуки гудков и сирен. Тишина.


(С оттенком горечи.) Он подумал, что мы тоже эвакуировались.

Тетя Люба(сердито). А мы их обманули. Купили билет и не поехали!

Отец(разливает водку). Стынут сорок перемен. Шампанское испаряется.

Мать(быстро). Мне больше не наливай.

Отец. Что? (Его рука замирает.)

Мать(пытаясь шутить). Приказ тети Любы. (Кладет ладонь на сгиб его руки. Тихо.) Митя…

Тетя Люба(Аксюше). Может быть, ты объяснишь, почему эта муфта тебе не пойдет? Хорек?

Аксюша(как бы очнувшись). А?

Тетя Люба. Хо-рек!..

Аксюша. Нет, просто муфта… очень нарядная, очень… ну, какая-то дамская.

Тетя Люба(оскорбленно). Моя милая, я никогда не была дамой. Никогда! Муфта — вещь первой необходимости, запомни эта!

Аксюша(покорно). Ладно.

Мать(отцу, тихо). Ты ведь утром уедешь?

Отец(избегая ее взгляда). Видишь ли… Не совсем утром, но…

Тетя Люба. Кстати, Митя, я хочу тебя обрадовать: «Версаль» разбомбили, когда будут восстанавливать, то ты сможешь настоять на граните.

Отец(улыбнувшись). Спасибо, тетя Люба. (Уже совсем серьезно, душевно.) Спасибо.

Мать. Митя… а как нам быть с Аксюшей?

Аксюша. Мама…

Тетя Люба(отцу). Распорядись, чтобы они эвакуировались.

Отец. Я могу распорядиться, чтобы эвакуировались и вы, тетя, но ведь вы, как мне кажется, вряд ли это сделаете…

Тетя Люба. А я глухая!


Вдалеке стучат зенитки.


Отец(тщательно подбирая слова). То, что сейчас происходит под Москвой, когда-нибудь историки оценят как решающее событие. Решающее.

Мать. Ты утром уезжаешь?..

Отец. Я не хочу, чтобы бои происходили на улицах Москвы.


Еще от автора Елена Сергеевна Каплинская
Московская история

Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.