Товарищ Мейер давно обещал взять Мишку и Гришку в город, только все не приходится: то телега нагружена товаром, сесть некуда, то он укатит чуть свет, когда ребята еще спят. Но эго ничего! Товарищ Мейер, если обещал, — наверняка сделает. И ребята терпеливо ждут. Они Мушку тоже возьмут с собой в город. Она будет бежать за телегой, она сильная. А что, ей не добежать до города, что ли?..
Когда Мушка пристала к артели, все обрадовались: а ведь собака нам, пожалуй, очень даже кстати будет! Особенно были рады товарищ Мейер и сторож Евдоким. Тот самый Евдоким, у которого острая бородка, как у козла, громадные ноги и который научился в артели отлично говорить по-еврейски.
Но больше всех к Мушке привязались, конечно, Мишка и Гришка. Мушка тоже к ним привязалась. Куда они, туда и она. Они на баштан— и она на баштан; они в сад за яблоками— и она в сад за яблоками; они на речку— и она на речку…
Когда Мушка появилась в артели, она была худа, как голодный волк. И шерсть у нее была серая, волчья, и уши торчали, как у волка, а хвост был трусливо поджат.
Но Мишка с Гришкой взялись за нее как следует, и через недельку собаку нельзя было узнать. Она стала веселая, гладкая, пушистая, и все, кто хоть сколько-нибудь понимает в собаках, все говорили:
— Замечательная собака у артельщиков. Где они раздобыли такую?
И Мишка с Гришкой гордо переглядывались. Они были рады.
Беда была только с Мишкиной бабушкой. Она в собаках ничего не понимает, и вот она невзлюбила Мушку.
— Я ее когда-нибудь кипятком ошпарю, вашу собаку, — грозилась она, — не надо мне собак. Я уже, слава богу, шестой десяток обхожусь без собак!
Ох, Мишка разозлился! Ох, он давай ругаться с бабушкой!
— Ты только тронь ее, — кричал он, — ты только вот столечко ее тронь! Я тебе тогда покажу «кипятком ошпарю»!
А Гришка стоял под окном, слушал, как Мишка спорит с бабушкой, и думал:
«Чего она мешается не в свое дело? Что ей Мушка сделала? Разве можно такую замечательную собаку — кипятком? Старуха такая злющая!..»
Потом он стал думать про Мишку:
«Интересно, а что Мишка сделает, если она на самом деле ошпарит Мушку?»
А Мишка все спорил с бабушкой, все спорил. Он сердито макал вареную картошку в соль, глотал, почти не жуя, и кричал:
— Попробуй только! Я тогда знаешь чего сделаю! Я соберу всех собак, всех, какие только есть в городе и за городом. И щенков, и цепных, и даже бешеных. Кормить найдется чем, мездры и овчины у нас хватит. Вот ставь тогда воду бочками, готовь кипяток! Посмотрим, как ты с ними справишься!
Гришка под окном ухмыльнулся. Он представил себе, что весь двор заполнен разными собаками: белыми, темными, желтыми, пестрыми, большими, маленькими, охотничьими, дворняжками, пуделями, таксами, бульдогами… целый двор собачий!
«Ну их, — подумал Гришка, — лучше не надо! Они будут грызться между собой и рычать. Лучше пускай Мушка останется! Она ведь разведчиком может быть, ребята говорили. На войне если! А Мишкина бабка ничего не понимает. Хорошо, что он ее настращал. Не будет трогать!»
Каждое утро ребята ранехонько выбегали на двор — где Мушка? Вот она, Мушка, на месте. Спит в тени, свернувшись калачом. Всю ночь она ходила с Евдокимом, помогала ему сторожить, и теперь спит. Тшш, не будите! Но Мушка сама проснулась и кинулась к ребятам. Она обнимает их, виляет хвостом, и вид у нее такой, будто она хочет сказать:
— Товарищи, вы собрались идти куда-то, что ли? Пойдемте, в чем же дело? Я не прочь!
Ребята рады. Они оглядываются, не смотрит ли кто в окно, и достают из кармана угощение для Мушки: хлеб с маслом, кусочек мяса от вчерашнего обеда или еще что. Мушка не отказывается. Она ничем не брезгает. Она быстро все съедает и потом с веселым визгом как начнет носиться по двору — ни за что не догонишь!
Один денек выдался особенный. Первым делом, в этот день надо поработать в артели. Там Мишке и Гришке задание: перебрать две сотни засоленных овечьих шкурок. Ребята на этом деле заработают два рубля. Можно будет купить мороженого, подписаться на «Пионерскую правду», и еще останется на кино.
Потом они пойдут на речку — рыбки половить. А после речки — на МТС Там сегодня спектакль. В общем — работы много.
Раньше всех в этот день проснулся Мишка. Он вышел на крылечко и свистнул:
— Фью… Мушка!
Мушка не отзывается. Оглохла, что ли? Или спит где-нибудь крепко?
— Мушка… Мушка… Фью…
Вместо Мушки на свист примчался Гришка. Он был в одних трусах — без рубашки, без чулок.
— Спит, наверное, — сказал он. — Пойдем в артель!
И Миша с Гришей пошли на склад перебирать шкурки.
Работа пошла дружно. Они успели перебрать уже больше сотни шкурок, а Мушки все не было.
— Поискать бы ее, — сказал Мишка.
— Сперва работу закончим, — сказал Гришка, — а то соль разъест пальцы. Немножко осталось!
Они еще посвистали на всякий случай — Мушка, Мушка! — Мушки нет и нет.
Гришка молча посмотрел на Мишу, и без слов было ясно, что он хочет сказать:
«Уж не бабушка ли твоя… того…»
Мишка покачал головой, и тоже было ясно без слов:
«Будь спокоен, она ее теперь ни за что не тронет!»
Ребята разделались со шкурками и побежали к колодцу мыть руки. Гришка заодно помыли шею, и грудь, и ноги… Но где ж Мушка?
