Моряк - [10]
Они обшарили весь двор. Они даже на МТС побежали — может, она туда забрела. Они спрашивали у всех мальчишек: может, кто видел Мушку?
— Неужели ваша Мушка пропала? — удивились мальчишки.
— Да, — вздохнул Миша, — убежала куда-то.
— Постой, — хватился Гришка, — а помнишь, на прошлой неделе кто-то хвалился, что уведет Мушку?
— Пустое, — махнул Миша рукой, — она не даст себя увести. Это не такая собака!
— Я знаю, не такая, а все-таки…
— Нет, я, знаешь, на кого думаю? Ты заметил, на кого Мушка всегда кидается и рычит?
— На Мурло?
(«Мурло» — так прозвали толстого Иону из Марьяновки.)
— Ты думаешь, она зря на него?
— А что?
— А то! Мурло всегда дразнит Мушку. Он говорил: поймаю Мушку, обдеру ее и жене меховые туфли сошью.
— Из Мушкиной шкуры? — ужаснулся Гришка.
— Ну, да! Ты еще его не знаешь, какой он!
— Ай, Мушка его на кусочки разорвет!
Ребята побежали в артель. Они осмотрели все чаны. Артельщики стали спрашивать: в чем дело, кого вы ищете? А ребята отмахиваются, ничего не отвечают.
Решили ждать председателя. Товарищ Мейер приедет, — он-то живо найдет, «где собака зарыта». Грустно стало ребятам. На речку они не пошли. Какая уж тут речка! С трудом они дождались вечера, и побежали на шоссе. Товарищ Мейер всегда возвращался из города к вечеру.
Вот ребята легли на траву около дороги.
Вот ребята легли на траву около дороги…
Ждут. А Мейера все нет! Проехало уже, наверное, штук двадцать разных телег, а артельской телеги все нет! Они-то ее сразу узнают, за версту. Хоть бы стадо скорей прошло, и то легче станет!
Но вот, наконец, вдали показалось стадо. Впереди шла большая черная корова с кривыми рогами. За ней — еще корова, и еще и еще — бурые, серые, черные, коричневые, пестрые… Ребята и своих коров узнали: черную с белыми пятнами — Мишкину, и пеструю — Гришкину. Ребята загляделись на стадо и даже на время забыли про Мушку.
Вдруг на шоссе раздался стук колес. Постойте, знакомый стук! Погодите, это ведь артельская телега так стучит!
Ребята со всех ног бросились на стук. Скорей бы увидеть громадный козырек товарища Мейера, серую его кепку, запыленные усы!.. Вот он уже близко! Впрочем, нет. Это не он, это кто-то чужой. Лошадь артельская, Рыжая, а седок чужой.
— Вижу! Знаю! — вдруг закричал Мишка. — Это Евдоким, вот кто!
Они подбежали к Евдокиму. И вдруг из-за телеги с визгом бросилась на них громадная серая собака.
— Му… Мушка! — закричали ребята — Мушечка! Где ж ты была, Мушечка?
Они ухватились за край телеги, взобрались на нее, сели рядом с Евдокимом и все смотрели назад, на дорогу: там, за телегой, весело бежала Мушка и скалила зубы на ребят…
Теперь все объяснилось: товарищ Мейер поехал не в город, а на станцию (ему надо было на поезд, в Житомир), Евдоким его отвез. А Мушка увязалась за ними, и побывала на станции, и поезд посмотрела.
— Жалко, — почесал Мишка затылок, — не знали мы…
— Мы бы тоже поехали, — подхватил Гриша. — Ты бы взял нас, Евдоким?
Они рассказали Евдокиму, как они искали Мушку, и все. Евдоким долго смеялся, а потом по-еврейски сказал:
— Ого-го, Мушка!.. Клугер гунт!
И все впятером — Евдоким, Мишка, Гришка, Рыжий и Мушка — с грохотом понеслись по дороге, обгоняя медленное стадо.
Первый шаг
Карл Реймар живет в Канаде. У него трое детей. Старшая — Руфь — уже считается большой: ей девятнадцать лет. А Саймон и Рита еще малыши. В СССР Рита по возрасту была бы октябренком, а Саймон, пожалуй, прошел бы в пионеры.
К Руфи часто приходят какие-то неизвестные товарищи и подруги. Они запираются в Руфиной комнате, и старый Карл Реймар сердится:
— Опять эти Руфины коммунисты явились! Они хотят погубить мою дочь!
Саймон и Рита не понимают: что это за «Руфины коммунисты» и как они могут погубить Руфь? Ведь она уже большая!
Вот однажды осенью Руфь стала собираться в далекий путь. Вместе с целой делегацией канадских рабочих она отправлялась на октябрьские праздники в СССР. В доме Реймаров начались приготовления к отъезду.
Реймар зашел к дочери, посмотрел книжный шкаф и проворчал:
— Ты уедешь, а я что буду делать со всей твоей «конторой»?
Он показал на полки шкафа. Там лежали груды журналов, книг, газет.
Руфь посмотрела на отца. В глазах ее была усталость — вот уже несколько дней, как она готовится к отъезду: бегает, укладывается, договаривается. Она тряхнула черными локонами и улыбнулась:
— Мистер папа, вас беспокоит мой архив? Надо вот что: надо засучить рукава и устроить генеральную «чистку». Я подозреваю, что за нашим домом следит полиция. Часть бумаг придется сжечь, а часть отдам товарищам на хранение.
Сказано — сделано. Руфь взялась за работу. Она затопила камин и устроила «конвейер» из папы, Риты и Саймона. Работа закипела. Руфь просматривала каждую книгу, каждый журнал. Кое-что она откладывала в сторонку, остальное отправлялось по «конвейеру» в камин. Груда таяла. Вдруг появился товарищ Руфи — Берзон, коммунист. Он подошел к Руфи, шепнул ей что-то на ухо, потом снял пиджак и тоже включился в «конвейер». Работа пошла еще дружней.
Осталось просмотреть всего несколько газет и книг, как вдруг у парадного хода затрещал звонок. Рита и Саймон побежали к двери.
— Если это не мама, — крикнула им вдогонку Руфь, — не отпирайте. Держите дверь на цепочке!
