Морской старик - [7]
– Это он зачем икру бросал, Катя?
– Как зачем? Чтобы кета, горбуша, чавыча и другая разная рыба родилась.
– А наш рыборазводный завод зачем?
– Что ваш завод! Так, зря стоит. Такой маленький, разве он может все море рыбой наполнить? Ничего не знаете вы, русские… Твой папа надел большие очки и смотрит в свои ящики. Он лучше бы сюда пришел да и посмотрел, как Морской старик рыбок делает… Бросил бы тогда он свой завод.
– Нет, мой папа знает сам, как нужно рыб разводить, – запротестовал Митя.
– Ничего не знает, право слово не знает! Ты посмотри, какое море… Большое-большое, и всего в нем много. А ваш завод?.. Не сразу увидишь. Смотри, вон там у завода всего только две старые лиственницы, и они почти совсем закрыли его, чуть-чуть крыша видна. Разве это не смешно? Наши люди все смеются…
– А ведь ты видела, какие хорошие рыбки из икры выходят, нынче весной видела! – горячо воскликнул Митя.
– Ну, видела! Да ведь это не настоящие рыбы, это игрушечные. Из них толку не будет.
– Нет, будет! Большие рыбы будут.
Катя засмеялась:
– Хорошо, хорошо! Ладно! Только твой папа говорит много – он мастер говорить, – а ни одной большой рыбы не вырастил. Наделает мальков, поиграется с ними и пустит в речку. Зачем так делать?
Митя дивился словам Кати. На самом деле, он не видел еще ни одной большой рыбы, выращенной на заводе.
Удивление и растерянность, написанные на его лице, рассмешили Катю и Маню.
– Вот видишь, вот видишь!..
Олень тоже мотал большой головой и укоризненно шевелил мясистыми губами.
Мать и дочь смеялись, а Митя стоял, опустив голову, и напряженно думал.
– Митя, на возьми, ешь ягодку, – сказала Маня и поднесла к его лицу берестяную чумичку[15], в которой отливала бархатом голубика. В словах девочки мальчик почувствовал участие.
Мать Мани, когда они подходили к дому, сказала:
– Ты, Митя, про Морского старика никому своим не говори.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Кругом тайга. Берег пустынен. Летом на полтора месяца открывали свое действие рыбные промысла. Тогда по морю изредка проходили пароходы. Зимой все замирало, и только холодные вьюги пели свои песни.
Каждую весну несколько семей эвенков выходило из тайги со своими оленями к устью речки пожить на берегу моря, где летом меньше комаров и мошек.
Эвенки ловили кету небольшими сетками только для своего пропитания. Из их розового сочного мяса они готовили себе рыбную муку – порсу; укупоривали ее в кожаные мешки и питались ею во время зимних кочевок, приготовляя из нее вкусную похлебку.
Как ни старался рыбовод доказать местным жителям пользу рыборазведения наглядными примерами над живыми мальками, они ему не верили.
– Можно… понятно, можно так… Только зачем это делать, когда рыба сама в море родится, когда ее там и так много? – твердили они.
– Нет, не в море она размножается, – поправлял рыбовод, – а в речках, вот в таких речках; как ваша.
– Чего там! Можно-то можно. Ладно, ладно… А Морской-то старик зачем?
Эвенки говорили утешительно, как будто жалели рыбовода за то, что он не понимает самых простых житейских истин.
– Ты нам с метками рыбу покажи! Где она? В речке нет, и в море нет.
– Как только рунный ход начнется, сами поймаете меченую кету.
Егор громко рассмеялся:
– Не буду я твою кету ловить! Зачем она мне?
– Смотри же не промахнись, – погрозил пальцем Василий Игнатьевич.
– Чего уж там! И на острогу брать будет некого.
Егор хихикнул, другие эвенки его поддержали.
За Митей, несмотря на его девятилетний возраст, мать его следила, как за малышом: чтобы не уходил далеко от дома, чтобы не ездил по морю в лодке.
Василий Игнатьевич, наоборот, хотел, чтобы Митя как можно ближе познакомился с местной природой и местными жителями.
Не раз Елена Петровна, обращаясь к мужу, восклицала:
– Нет, ты мне скажи, что нам делать с мальчиком! Он далеко уходит от дома, он катается на лодке…
– Пустяки! В Москве трамвай или грузовик разделает почище, чем здесь медведь. Надо это разрешить ему. Пусть мальчишка развивается.
На лодке Митя ездил всегда с Маней. По приливу, когда воды речки текли в тайгу, заполняя озерки и покрывая отмели, они уплывали под сень склоненных над водой елей, берез и лиственниц. Пугали диких уток с утятами, высматривали проворных форелек, прятавшихся между камнями.
В этих поездках Митя вел себя буйно. Шлепал по воде веслом, кричал: «Ау-ау, ау-у-у!», взвизгивал, качал лодку.
Маня, наоборот, всегда молчала, внимательно осматривала окружающие кусты, деревья, камни посредине речки, склонившиеся над водой коряги…
Митя слышал в тайге только эхо своего голоса и ничего не видел, зато Маня видела и слышала многое. Если, она вовремя успевала остановить Митю, чтобы он не шумел, то, приткнувшись лодкой к берегу, они могли подолгу любоваться зверьками или птичками.
Однажды Маня зажала рукой рот готовому крикнуть Мите и остановила лодку, ухватившись за ветку талины. Мальчик удивленно вскинул глаза.
– Вон, вон, плывет, – шептала девочка.
В прозрачной воде видна была длинная широкая полоса пузырей.
– Кто плывет?
– Выдра… Тише! Она скоро вылезет на корягу.
Полоса пузырей пропала. Маня напряженно всматривалась в большое свалившееся поперек речки дерево. Мимо лодки против течения прошло несколько штук кеты.
