Морские повести - [42]

Уже совсем неподалеку от дома, где жил инженер, дорогу Кате преградил городовой:

— Нелегкая тебя тут носит. Не видишь разве, что делается?

Но Катя даже не обиделась на его грубость, она мысленно повторяла одно: зачем солдаты?..

Как ни удивительно, хозяева, несмотря на ранний час, уже не спали. Инженер в полосатой пижаме и в меховых туфлях стоял в гостиной у окна и дымил папиросой. Время от времени он почему-то приподнимал голову и настороженно прислушивался, а к чему прислушивался — непонятно. Потом он начинал ходить по комнате, из угла в угол, нервным, торопливым шагом, но через минуту снова возвращался к окну и все прислушивался.

Хозяйка, с ночными папильотками в жидких волосах, испуганно глядела то на мужа, то на окна, за которыми, неторопливое и широкое, сейчас пока еще едва угадываемое, занималось зимнее утро.

— J’ai peur![5] — повторяла она шепотом.

— Ах, оставь! — нетерпеливо отзывался инженер. — Не до тебя сейчас!

И снова принимался вышагивать от окна к двери, временами останавливаясь и поеживаясь, словно ему было холодно.

— Пришла-таки? — как будто не веря самой себе, удивленно воскликнула тетя Поля при виде Кати.

— А почему же не прийти? — в свою очередь удивилась девушка.

— Да на улицах-то, видела, что творится? Тыщи тысяч вышли. Весь Питер всколыхнулся!

— Видела, — подтвердила Катя. — Там одна девочка зайца в снег уронила. Чуть не затоптали.

— Какого зайца? — не поняла тетя Поля.

— Матерчатого. Забавный такой заяц!

Тетя Поля махнула рукой: поймешь тебя! Помешивая что-то в кастрюле, она рассуждала вслух:

— Ишь ведь что удумали: к самому царю идти!

— Тетя Поля, а почему на улицах солдаты? — спросила Катя.

— Потому и солдаты, что незачем идти к царю.

— Так ведь миром же, тетя Поля! Я сама видела!..

Кухарка круто повернулась к девушке, во взгляде ее была тревога и растерянность.

— А хоть бы и миром. Что ему, царю, иного занятия нет, кроме как голытьбу выслушивать? Я вот двадцать пять лет живу в Питере, а ни разу не удостоилась увидеть его даже издали. Это понимать надо: у него дела. Держава — шутка, сказать!..

— А там детишки, тетя Поля! Женщины.

— Вот я об этом самом и толкую, — кухарка с остервенением швырнула ложку. — Доиграются!

— И откуда у вас такая злоба к народу? — задумчиво возразила Катя. — Я ж вам говорю: люди с чистыми сердцами, как на праздник. С иконами!.. А вы этакое говорите!

Тетя Поля задохнулась от обиды:

— Как ты сказала? Злоба? Дуреха ты, как я погляжу! Это я-то худое о народе скажу? Думаешь, что мелешь? Я всю жизнь, не разгибаясь, батрачу — нашла барыню! — Ситцевым фартуком она машинально вытерла раскрасневшееся лицо. — А только одно знай: добром эта нынешняя затея не кончится, помяни мое слово! Ох, не кончится!..

Она снова отвернулась к кастрюлям, зло громыхая крышками.

— «Злоба»! — ворчала она вполголоса. — Девчонка, что ты понимать можешь?..

— А, вам все какие-то страхи мерещатся, — с усмешкой возразила Катя.

Ей вдруг представилось, как вот сейчас эта колонна, которую она встретила по пути сюда, сольется с другими такими же колоннами, и как вся эта громада — необъятная, но мирная и торжественно-просветленная, словно во время крестного хода, — двинется к Дворцовой площади, и как царь, увидев приближение людей, выйдет и, отвесив земной поклон, спросит — совсем как в былине о Владимире Ясном Солнышке: «С чем пожаловали, люди добрые?»

Катя тряхнула головой, усмехнулась: красиво, как в театре…

Часу в одиннадцатом тетя Поля послала Катю — уточнить у хозяйки, сколько же будет гостей? Инженера и хозяйку Катя застала по-прежнему в гостиной: он все так же стоял у окна, курил и, казалось, к чему-то, прислушивался, она полулежала на диване и не сводила с мужа тревожно расширенных глаз.

— Ах, что ты, милочка! — трагическим шепотом ответила хозяйка на Катин вопрос — Какие там гости, ты что — не видишь, что ли…

В одиннадцать неожиданно приехал Сергей Владимирович — тот самый немолодой, с брюшком, инженер, который когда-то пытался ухаживать за Катей.

— Дома? — отрывисто бросил он и, не ожидая ответа, прошел в гостиную.

Хозяин обрадованно заторопился ему навстречу, и они поспешили в кабинет.

— Бастуют на заводе Семянникова, на Франко-русском, на бумагопрядильной Шау, — слышала Катя, как Сергей Владимирович на ходу рассказывал хозяину. — Я к вам еле добрался: на улицах не пробиться!

— Ах, что ж это будет? Что будет?.. — растерянно бормотал хозяин.

Все, что поручала ей тетя Поля, Катя делала механически, будто чужими руками. Она то и дело отрывалась от работы, поднимала голову и вслушивалась, а почему — и сама не знала.

Вдруг она резко выпрямилась и замерла: откуда-то издалека-издалека донесся сухой, рассыпчатый грохот, будто там, вдали, сгружали доски, швыряя их прямо на землю. Охваченная неизъяснимым чувством тревоги, Катя подбежала к окну и распахнула форточку. И тогда она услышала, как с той стороны, где были Нева и Дворцовая площадь, нарастая и перекатываясь, приближался непонятный, страшный многоголосый гул…

Снова послышался рассыпчатый треск, и тогда этот неизъяснимый, странный гул на мгновение прекратился, а потом опять возник с удесятеренной силой.