— Ах, во-от оно что! — понял наконец Нетес.
— То-то самое и есть. А ты, поди, еще и непочтительно о господине унтере отзываешься… Ну, други, где мне тут устроиться можно?
Не успел Копотей расположиться, как в кубрик, покряхтывая на ходу, спустился отец Филарет. Он отдышался, поморгал рыженькими ресничками и сразу же нащупал взглядом нового матроса. Копотей стоял, смиренно опустив книзу хитроватые глаза.
— Прибыл, значит?- — неопределенно произнес отец Филарет.
— Прибыл, батюшка, — серьезно подтвердил Копотей, поднимая взгляд. — В целости и сохранности.
— Вот-вот, — продолжал отец Филарет. — Сообщил мне ваш батюшка, отец Афанасий, о твоих проделках. Здесь небось тоже на молитву выходить не будешь? А? С унтером спорить и все прочее?
— Что вы, батюшка! — неподдельно ужаснулся Копотей. — Да на молитве я готов хоть целый день стоять. Особливо ежели в этот день вахта… Страсть как люблю помолиться!
— Говорун ты, вижу, говорун, — покачал головой отец Филарет. — А с говорунами на том свете знаешь что бывает? А?
— Это верно, — вздохнув, печально согласился Копотей. — Говорун я. Сызмальства. У меня и родители такие. Вот мать моя — как начнет, бывало, спорить с дьяконом нашим, уж на что тот брехун был, а и то руки поднимал: сдаюсь, говорит, раба божья.
— Это о лице духовного звания — и так непочтительно?! — ахнул отец Филарет.
— Да какого же она духовного звания, батюшка? — неподдельно изумился Копотей. — Мать у меня самая что ни есть простая женщина.
— Тьфу, с тобой греха наберешься, — вконец обозлился отец Филарет и, сердито вздернув бороденку, заторопился к трапу. Погрозил со ступеньки: — Гляди, договоришься!
— Проваливай, проваливай, жеребячья порода, — вполголоса произнес Копотей. — Ишь, явился не запылился…
Матросы, с интересом прислушивавшиеся к разговору, кусали губы, сдерживая смех.
— Смотри-ка ты! — покачал головой Копотей. — Какая трогательная забота о спасении матросской души! Не успел я на корабле появиться, а он уже тут как тут. И все ему обо мне, оказывается, известно…
— Может, покурим пойдем? — предложил вдруг Аким Кривоносов.
— Это можно, — согласился Копотей.
У обреза, когда они остались втроем: Аким, Копотей и некурящий Степан Голубь, — Кривоносов сказал вполголоса:
— Я насчет нашего батюшки… Ты с ним поосторожнее.
— А мне что? — беззаботно пожал плечами Копотей. — Детей с ним крестить? Матрос — он весь на виду, верно? Его хоть в охранку, хоть к черту в пекло — одинаково не испугается. Как в той песне: «Сотри матроса в порошок, а он себе живет!..»
Он затянулся дымком и внимательно, изучающе поглядел сначала на Акима, потом на Степу.
— Однако рассказывайте, как вы тут? Унтеры небось бьют?
— А у вас, на «Донском», конфетки раздают? — зло возразил Кривоносов.
— Это верно, не раздают, — согласился Копотей. — Боцманы, поди, сволочь на сволочи?
— Двоюродные братья вашим.
— Тоже верно. Они на всех кораблях одним миром мазаны. Ну и что же теперь?
— А что? — не понял Кривоносов.
— А то, что мне, к примеру, — невозмутимо ответил Копотей, — моя физиономия настолько нравится, что я не хотел бы ее боцманскими синяками украшать. Она и без них вот ведь как хороша, даром что конопатая. Как думаете?
Кривоносов повернулся к Копотею.
— А ты что — слово петушиное знаешь против боцманского кулака? — спросил он. Новый матрос начинал ему все больше нравиться.
— Знаю, — подтвердил Копотей. — Вот.
И он показал Кривоносову руку с растопыренными пальцами.
— Это к чему бы? — недоумевая, спросил Кривоносов.
— А к тому самому. Если я тебя одним пальцем ткну, как думаешь — больно будет?
— Н-не очень, — сказал Кривоносов: он стал уже понимать, куда клонится разговор.
— Ну, а ежели я все эти пальцы да вот таким манером сожму, — и Копотей показал внушительных размеров кулак, — пожалуй, даже тебя, богатыря, свалить можно. Верно?
— Ну, верно, — согласился Кривоносов.
— А боцман — он телосложения более хлипкого, — подтвердил Степа, просветленный догадкою.
— Боцманы, — непонятно поправил Копотей. — Имя существительное, число множественное. А матросов все-таки больше!.. — Он поднялся, размялся: — Однако что ж это мы от других уединились? Негоже так. Пошли в кубрик?
По дороге он спросил у Кривоносова вполголоса:
— Много у вас на корабле… таких, как ты?
— Найдутся, — так же тихо отозвался Кривоносов.
…А вечером, после отбоя, Копотей, оказавшийся соседом Акима по койке, продолжил дневной разговор.
— У нас, на «Донском», вроде вашего боцман был: зверь, а не человек, — вполголоса рассказывал он. — Прямо тигра какая-то! Половина матросов с синяками ходила. А уж поперечное слово ему сказать — это и не думай: со свету сживет! Ну и что ж: проучили малость — сразу мягче стал. Нехитрая наука, а полезная.
— Как проучили? — заинтересовался Кривоносов.
— А очень просто. Идет он как-то ночью по палубе, вдруг сзади одеяло ему на голову кто-то набрасывает и давай бить! Чует, что не один бьет — много кулаков, а кто — поди догадайся. Уж он и ругался, и грозил, и потом упрашивать стал: пощадите, дескать, больше не буду. И так его славненько извалтузили, что он, сердешный, даже сознания лишился. А когда очухался — ни одеяла, ни матросов кругом. Один на палубе, только звезды над ним помигивают…
