Море воспоминаний - [49]

Шрифт
Интервал

Один из мужчин вышел на поляну, освещенную фонарем напарника, и направился в ее сторону. Элла поднесла яд к губам.

А потом случилось нечто весьма странное.

Свет фонаря описал широкую дугу, поднялся в воздух над деревьями и снова упал, когда фашистский солдат бесшумно рухнул на землю. Его товарищ обернулся, что-то выкрикивая, и в то же мгновение раздался одиночный выстрел.

Ошеломленная Элла опустила руку с капсулой. А потом кто-то подобрал немецкий фонарь и вышел на поляну, произнося ее имя.

– Ангус, – всхлипнула она и, споткнувшись, упала на колени, а он протянул руки и схватил ее, опустившись рядом, обнимая ее, успокаивая, говоря слова утешения.

– С тобой все в порядке, Элла. С тобой все в порядке.

Слезы брызнули у нее градом, она прижалась к мужчине, который схватил ее практически у края пропасти, и, захлебываясь от рыданий, пролепетала:

– Ты пришел, чтобы найти меня. Я потерялась, и ты пришел, чтобы найти меня.

Он практически отнес ее обратно в тень деревьев, взял за руку и прошептал:

– Элла, оставайся здесь. Просто сиди тихо.

Он разжал ее пальцы, которые все еще судорожно сжимали капсулу, забрал яд и положил в карман.

– Теперь тебе это не понадобится.

Затем он рванулся назад, туда, где лежало тело второго нациста, скорчившегося на взлетно-посадочной полосе, и оттащил его к краю поляны, где чуть ранее бесшумным взмахом ножа покончил с жизнью первого. Он забросал их ветками, присыпал листьями и снова вышел на полосу. Элла наблюдала, как он стал, повернувшись лицом в ту сторону, куда улетел самолет, и расстегнул пальто. Он вставил антенну в прикрепленный к груди S-Phone и вызвал пилота:

– Я нашел ее. Территория под контролем. Возвращение безопасно. Повторяю, возвращение безопасно.

2014, Эдинбург

Жимолость убрали с прикроватной тумбочки Эллы, но я занята тем, что раскладываю букет белых лилий, которые принесла, надеясь, что они напомнят ей о той ночи, когда она танцевала с Кристофом, когда они были вместе, счастливые и не подозревающие, что на горизонте собираются грозовые тучи.

Когда я ставлю вазу на стол, она внимательно смотрит на меня, и сегодня ее глаза сияют и ясны. Несмотря на слой тщательно нанесенного тонального крема, я чувствую, что она замечает темные полумесяцы под моими глазами, и внезапно сознаю, что мои волосы не мешало бы вымыть. Мои руки слегка дрожат, как это бывает в те дни, когда усталость и тревога переполняют меня, и немного воды выплескивается на прикроватную тумбочку. Она продолжает пристально наблюдать за мной, пока я тянусь за салфетками, чтобы вытереть образовавшуюся лужицу.

Внезапно почувствовав себя неловко, я лезу в сумку, потому что нахожу подходящий повод отвлечь ее.

– Смотри, бабушка, я сегодня принесла с собой один из фотоальбомов.

Он датирован 1945 годом. В нем кадры, сделанные уже после войны.

К сожалению, нет никаких военных фотокарточек Эллы, если не считать двух снимков. На одном она в комбинезоне механика базы ВВС в Галфорде стоит рядом с мощной боевой машиной, держит большую канистру с маслом и улыбается в камеру Вики. Второй снимок, где она в форме ЖВВС, куда более официален.

– А что ты делала потом, бабушка? После операции с S-Phone во Франции? Ты научилась прыгать с парашютом? У тебя были еще какие-нибудь задания?

Она смеется и качает головой.

– Нет, моя дорогая. Боюсь, что оставшаяся часть моей карьеры в ВВС была куда более приземленной. Мне хотелось сделать больше, но сильные мира сего решили, что я «не пригодна для полевых операций» и что мои знания французского языка нужнее в другом месте. Меня отправили обратно в Восточный Лотиан, в подготовительную школу, которая представляла собой специализированный учебный центр УСО для радистов. Я провела остаток войны, перехватывая и переводя пропагандистские передачи нацистов на французском языке. Иногда в отместку мы передавали грубоватые песни Спайка Джонса[86]. А порой – просто чепуху, заставляя немцев думать, что это закодированная информация (я получала удовольствие от мысли, что они тратят драгоценные ресурсы, пытаясь расшифровать ее) как прикрытие для реальных сообщений, которые мы передавали французским ячейкам Сопротивления. Позже я стала инструктором в Белхейвен Хилл, обучала других сотрудников УСО тому, как пользоваться специальным радиооборудованием. Я встречала много женщин, гораздо более смелых, чем я. Но нет, я никогда не участвовала в других миссиях.

– А дедушка?

– О да, он продолжал свою работу. Большую часть времени я не знала, чем он занимается; это было строго секретно. Он остался в Арисейге, но при любой возможности приезжал в Эдинбург, и мы встречались за чаем в отеле «Норт-Бритиш». Когда я представила Ангуса своим родителям, они, конечно, решили, что он просто замечательный. Мы встречались. Веселились. Жизнь продолжалась, несмотря на войну. В некотором смысле она была более концентрированной, более интенсивно проживаемой из-за риска и угрозы, которые всегда были там, на заднем плане. Я его очень любила. И не только потому, что он спас мне жизнь. Я любила его за то, что он был прекрасным, смелым и веселым человеком, – подчеркивает бабушка и хлопает меня по руке. – И очень хорошо, что это случилось в моей жизни. Иначе здесь не было бы ни твоей матери, ни Робби, ни тебя, ни Финна. Вы – лучшее, что есть у меня в этом мире.


Еще от автора Фиона Валпи
Тайна жаворонка

Шотландская деревня Олтбеа, сороковые годы. Флора Гордон живёт со своим отцом, смотрителем огромного поместья Ардтуат. Сын владельца, Алек, – её лучший друг с детства. Молодые люди взрослеют, и становится ясно, что их связывает не только дружба. Но влиятельный отец Алека, сэр Чарльз, и слышать не хочет о нелепом увлечении сына. Напряжение нарастает, и влюбленные, кажется, теряют единственный шанс на спасение. А когда с началом войны их отдаленная деревня становится базой для сбора кораблей, везущих боеприпасы из Великобритании и Америки, жизнь сплоченного сообщества и вовсе меняется навсегда. Спустя десятилетия дочь Флоры, певица Лекси Гордон, вынуждена вернуться в деревню и в крошечный коттедж, где она выросла.


История из Касабланки

Спасаясь от немецкой оккупации, двенадцатилетняя Жози вместе с семьей бежит из Франции в Марокко, чтобы там, в городе Касабланка, ждать возможности уехать в Америку. Жизнь в Касабланке наполнена солнцем, а пейзажи, запахи и звуки совсем не похожи на все, что Жози видела до этого. Девочка влюбляется в этот сказочный, яркий город. Семнадцать лет спустя в город приезжает Зои. Ей, едва справляющейся с маленькой дочерью и проблемами с браком, Касабланка кажется грязным и унылым портовым городом. До тех пор, пока в тайнике под полом она не находит дневник Жози, которая знала Касабланку совсем другой.


Парижские сестры

Париж, 1940 год. Оккупированный нацистами город, кажется, изменился навсегда. Но для трех девушек, работниц швейной мастерской, жизнь все еще продолжается. Каждая из них бережно хранит свои секреты: Мирей сражается на стороне Сопротивления, Клэр тайно встречается с немецким офицером, а Вивьен вовлечена в дело, подробности которого не может раскрыть даже самым близким друзьям. Спустя несколько поколений внучка Клэр, Гарриет, возвращается в Париж. Она отчаянно хочет воссоединиться с прошлым своей семьи. Ей еще предстоит узнать правду, которая окажется намного страшнее, чем она себе представляла.


Девушка в красном платке

Стремясь начать жизнь сначала и залечить разбитое сердце, Аби Хоуз соглашается на летнюю подработку в загородной Франции, в Шато Бельвю. Старое поместье буквально наполнено голосами прошлого, и очень быстро Аби погружается в одну из этих историй. В далеком 1938 году Элиана Мартен занимается пчеловодством в садах Шато Бельвю. Там она встречает Матье Дюбоска и впервые влюбляется. Будущее кажется ей светлым и прекрасным, но над восточными границами Франции уже нависает угроза войны… Война вторгается в жизнь простых людей, выворачивая ее наизнанку.


Рекомендуем почитать
Америго

Прямо в центре небольшого города растет бесконечный Лес, на который никто не обращает внимания. В Лесу живет загадочная принцесса, которая не умеет читать и считать, но зато умеет быстро бегать, запасать грибы на зиму и останавливать время. Глубоко на дне Океана покоятся гигантские дома из стекла, но знает о них только один одаренный мальчик, навечно запертый в своей комнате честолюбивой матерью. В городском управлении коридоры длиннее любой улицы, и по ним идут занятые люди в костюмах, несущие с собой бессмысленные законы.


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).