Море в ладонях - [62]
Еще за столом, извинившись перед гостями, Катюша удрала к подружкам по каким-то весьма неотложным делам. Возвратившись из сада, несмотря на протесты Ершова, Таня с Мариной собрали посуду, снесли на кухню и заявили, что сами все перемоют. Дверь из кухни на веранду была раскрыта. Ершов и Дробов сидели в плетеных креслах. Вбежала Катюша и сразу к отцу:
— Все будет так, как я говорила! Девочки очень довольны. Сказали, придут обязательно…
— Только ли девочки?! — удивился чему-то Ершов.
— Ну… па-па… — Катюша с укором смотрела отцу в глаза: — Я же тебе говорила… Еще будут два мальчика и Колька Фокин.
Ершов незаметно подмигнул Дробову, вздохнул с лукавой усмешкой:
— Ох уж мне этот Фокин!
— Ну… па-па…
Это «ну, па-па» Катюша умела произносить нараспев, стыдливо и в то же время с упреком в адрес отца.
— Хорошо, хорошо. Я молчу.
Марина и Таня слышали весь разговор отца с дочерью. О чем-то подумав, Ершов заговорил:
— Катюша, присядь… Это первые гости, которых ты принимаешь одна. Думаю, к ним отнестись надо больше чем хорошо. Нужен торт, конфеты и чай. Придется сходить самой в магазин…
«Три мальчика, три девочки», — подсчитала Таня, однако подумав, не удивилась. Почти в Катюшином возрасте и Тане мальчишки писали записки, в любви объяснялись. Больше того, однажды она позволила себя поцеловать. А следом случилось такое, что страшно и вспомнить. Ее кавалер рассказал обо всем дружкам. Таня так возмутилась, что на первой же перемене схватила «поклонника» за ухо, и тот вынужден был сказать при всех, что он хам и враль. С того дня Таня ни разу не позволила себя целовать.
— Надеюсь, стол ты сумеешь накрыть, — говорил Ершов дочери. — В твоем доме для тебя все равны. Старайся никого не выделять…
Таня глянула сквозь приоткрытую дверь. Катюша смотрела на Ершова, как на учителя, объясняющего условия экзаменационной задачи. Иногда в знак того, что ей все понятно, кивала головой. Косички ее смешно топорщились. Зато лицо все время оставалось серьезным. Стало быть, разговор был, действительно, важным.
— Торт нарежь ровными порциями. Конфеты пусть каждый берет по вкусу. У гостей все время в стаканах должен быть чай…
Таня склонилась к Марине, тихо сказала:
— Вот он самый опасный и самый любознательный девчоночий возраст.
— Боже мой! Конечно! — согласилась Марина. — В том и беда, что от двенадцати до семнадцати мы слишком много понимаем и в то же время бездумно глупы. Натворить чудес — дважды два.
Снова обе прислушались к голосам на веранде.
— И еще, Катюша. Гости приходят все сразу или по одному. Здесь ты уж ни при чем. Но хорошую хозяйку покидают все вместе и с хорошим настроением. Чтобы так было, хозяйка не может с кем-то шушукаться из подружек, уделять чрезмерное внимание мальчикам, забывая о девочках. Тогда и мальчики ведут себя достойно…
Катюша вспыхнула:
— Попробуй Фока или Толька кривляться…
Ершов осуждающе усмехнулся:
— Сразу расправишься?
— Хорошо, папа, я слушаю.
— Табак, сигареты прятать не буду.
— Не надо! Мальчики наши не курят!
— Да я не к тому. Однажды ребята постарше предложили сигарету. Не мог же я объявить себя трусом. А вскоре узнала вся улица. Мальчишкам ко мне запретили ходить их родители. Сказали, что в нашем доме нет порядка.
— Папа! — Катюша даже приподнялась. — Все будет хорошо!
— Тогда извини. Считай, что договорились!..
И Таня договорилась с Андреем еще в порту, что Андрей отвезет ее прямо в Еловск на машине. Но когда наступил час прощания с Бирюсинском — Тане стало невесело вдруг. Катюша ушла в магазин, Ершов решил проводить Марину. Прощались возле калитки.
— Слыхали мы, Виктор Николаевич, — сказала Таня, — как вы воспитываете дочь.
— Кажется, лишнего наговорил своей козуле.
— Да нет. И об этом говорить надо. Значит, решили не присутствовать на собрании ее гостей, не опекать?
— Пора. Еще в прошлом году на коленях любила сидеть. А теперь все чаще и чаще слышу: отвернись, папа. Растет человек.
Андрей с места повел машину на большой скорости. Таня долго молчала, вглядывалась в узоры, в расцветку тайги. Кедры и ели на южных склонах так потемнели за лето, что стали почти черными. Зато осинки, березки на северных склонах принаряжались уже в сарафаны от желтого до багряного цвета. Ветер не ворошил листву, не трогал вершины сосен. Все отдыхало в истоме и тихом благополучии.
— А Виктор Николаевич славный, — сказала Таня. — И Катюша очень понравилась. Трудно ему без жены воспитывать дочь. Я почему-то подумала, что в Индии иногда выдают девочек замуж в десять, одиннадцать лет, и мне стало страшно.
И Дробову стало не по себе. Почему-то вспомнилась история с девятнадцатилетней студенткой, которая вышла замуж за старого профессора лишь бы тот мог «творить во имя науки». Дробов далек был от ревности, когда шла речь о Юрке Блинове, о Мише Уварове, а сейчас шевельнулось под сердцем, и боль не стихала. В подобных делах не поможет и валидол. И все же он согласился с Таней:
— Разумеется, трудно.
— Жена у Виктора Николаевича умерла?
— Удрала! Красавца себе нашла.
Эти слова прозвучали желчно, недружелюбно даже по отношению к Тане. Можно было подумать: она виновата во всем, виновата и в неудавшейся личной жизни самого Андрея.
В повести Ефима Яковлевича Терешенкова рассказывается о молодой учительнице, о том, как в таежном приморском селе началась ее трудовая жизнь. Любовь к детям, доброе отношение к односельчанам, трудолюбие помогают Жене перенести все невзгоды.
Рассказы Леонида Радищева (1904—1973) о В. И. Ленине вошли в советскую Лениниану, получили широкое читательское признание. В книгу вошли также рассказы писателя о людях революционной эпохи, о замечательных деятелях культуры и литературы (М. Горький, Л. Красин, А. Толстой, К. Чуковский и др.).
В романе «Белая птица» автор обращается ко времени первых предвоенных пятилеток. Именно тогда, в тридцатые годы, складывался и закалялся характер советского человека, рожденного новым общественным строем, создавались нормы новой, социалистической морали. В центре романа две семьи, связанные немирной дружбой, — инженера авиации Георгия Карачаева и рабочего Федора Шумакова, драматическая любовь Георгия и его жены Анны, возмужание детей — Сережи Карачаева и Маши Шумаковой. Исследуя характеры своих героев, автор воссоздает обстановку тех незабываемых лет, борьбу за новое поколение тружеников и солдат, которые не отделяли своих судеб от судеб человечества, судьбы революции.
Роман Владимира Комиссарова «Старые долги» — своеобразное явление нашей прозы. Серьезные морально-этические проблемы — столкновение людей творческих, настоящих ученых, с обывателями от науки — рассматриваются в нем в юмористическом духе. Это веселая книга, но в то же время и серьезная, ибо в юмористической манере писатель ведет разговор на самые различные темы, связанные с нравственными принципами нашего общества. Действие романа происходит не только в среде ученых. Писатель — все в том же юмористическом тоне — показывает жизнь маленького городка, на окраине которого вырос современный научный центр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».